– Будь мы хоть голубцами… Мы здесь гости. Это туда вопрос! С берега дует… – сделав красноречивую паузу, Лацкой добавил: – Я не знаю их настроения предпраздничного…

Старпом явно на что-то намекал. Этот «перспективный» служака мог быть послушным и вежливым, как ягненок. Но если он чувствовал у визави слабину, тогда… Он всплывал первым – любой ценой. Лейтенант это понимал. Но не понимал, почему его плечо должно быть ему опорой? Смрад вместо чистого воздуха становится реальностью в результате жизнедеятельности таких начальников.

Конечно, и старпом хорошо понимал состояние вошедшего подсменного вахтенного офицера и ожидал некоего всплеска эмоций, и потому он с особым цинизмом наседал на «стармора» – своеобразная демонстрация мышц:

– Вам берег ближе, вам виднее… Канун святого праздника, самое время сводить старые счеты, – и снова длинный взгляд на командира.

Ошибался Лацкой, человек-камень, «булыжник» – как рекомендовал весь его облик – будто пальцы сжатые в кулак. Кружили голову перспективы, видимые только ему, но от того еще более весомые для него. Противостояния он не предчувствовал. Силе может противостоять сила, а Радотин – кто он? И старпом даже не смотрел в его сторону.

Но командир хотел выслушать всех.

– Товарищ командир, – начал Лейтенант под тяжелым взглядом сквозь сплошное облако дыма. – Если вас интересует мнение стрелочника, то… с буксирами подстроено все.

Лейтенант сделал паузу… Командир смотрел в стол, старпом усмехнулся, каперанг насторожился…

– На повторное обращение ответили: надо бы раньше, красавцы северские, предпраздничный день. Я еще спокойнее говорю: если нас вчера не было, так и сегодня не должно быть? А они со смехом: исусики объявились!..

Лейтенант был совершенно серьезен, впрочем, никто и не улыбался.

– Я доложил старшему помощнику, что проблема буксиров остается. Они, наверное, дорогие, на хозрасчете…

Командир выпрямился в кресле, гася очередной окурок.

– Дальше я мог бы и не докладывать, товарищ командир… Старпом звонил, сплошной мат, я вышел на крыло… Полагаю, они обиделись охотно, с готовностью. Ругань ненатуральная, театральная…

– ??

– Что ты несешь, хлюст? – старпом дернулся, и подошел к Лейтенанту медленно, как к некоему экспонату. – Ломаешься тут… Не дали нам буксира, не могли дать… Позволяют вам пасть открыть, а вы и рады, исусики! Извините, товарищ командир…

Старпом не проявлял буйства. Скорее наоборот, мгновенно меч в ножны и быстро вернулся на свое место… Слишком быстро, словно наткнулся на иную систему координат.

Лейтенант выглядел неважно: воспаленные от недосыпания глаза, изрядно помятый китель висел на нем неровно… Знаток и певец военно-морской формы! Когда он, вахтенный офицер, командовал «На Флаг и Гюйс…», сотни пар глаз нацеливались на него, словно вылитого специально для этого священного ритуала – подъема Военно-морского флага. Неслышный трепет пробегал по шеренгам… Тонкая полоска белоснежного шарфа, каждая складка его шинели, короткий взмах прямой как струна руки, затянутой в ослепительно белую перчатку – это был взлет его души, одухотворенность осеняла каждое его движение… Команда «Смирно!» была как зов Морю, тем же чайкам, низавшим чудные фигуры над кормой. Ветер, подчиняясь, затихал в готовности подхватить бело-голубое полотнище… От фигуры вахтенного офицера шли волны любви к морю и Кораблю, и она была в тот миг самым прочным звеном, связывающим каждого из застывших на корме. Его так и звали – Лейтенант Флота…

И теперь командир не узнавал его.

– Хлюст? – переспросил Лейтенант. – Ладно. Но «плетешь»… Извините – документ!