– Религиозные люди, я уважаю их, и те не могут удержаться на своем фундаменте, если прижмут обстоятельства. Нет опыта одоления соблазна. У бабки в селе огородили по улице все колодцы. Что было общим сотни лет, стало частным. Упрешься лбом в забор, а за ним как бы богомольные люди. Становимся страной заборов. Феномен ли наш Лацкой? Болотная мразь, но если наверху сцеплен… «перспективный»! Вылезет у руля, этакая фига нам всем. Флагманского связиста Третьяка, помнишь? Он уходит домой по нижней планке выслуги лет. Для кого места чистят?

Лейтенант не успел ответить, Бакин повернулся к нему и тоже добавил перца, с большим сочувствием:

– Видишь, Коля, трещина до преисподней получается, а ты не архимандрит… И «запад» наш молчит, это тревожно вдвойне.

Михалыч кивнул в сторону Шульцева, сидящего у телевизора. Вечный его оппонент только усмехнулся, не открывая глаз от экрана.

– Люди, способные передать опыт – золотой фонд нации. Я видел инспектирование Третьяком дальних постов… – и Романов неожиданно рассмеялся, так заливисто и заразительно, что всем стало весело от его разудалого вида. Шульцев от телевизора отозвался тоном сварливой старухи: «Дайте новости досмотреть!».

– Первые минуты матросы терялись, особенно молодые: капитан 1 ранга усаживался рядом, как рядовой номер в своем посту. «Давай забудем о погонах, Ваня… Ты связист, и я связист…». Со мной отец родной так не говорил! Братцы мои, ребята преображались! «Ваня, не старайся мне что-то доказать… Вот твоя станция – скажи мне, что ты умеешь…» И матрос – без круглых глаз от звезд – начинал докладывать как плохенький, но связист. Рядом стоял командир БЧ и не узнавал своего матроса! «А теперь я расскажу, чего ты не знаешь – о твоей станции». 10–15 минут – и классность матроса менялась на целую ступень! Какая память включалась у матроса, как включалась – загадка. Но, я думаю, загадка больше в том, как капитан первого ранга сохранил способность переключаться на волну матроса! Матрос был ему интересен уровнем знаний и характером! Он исходил из этого, он двигал его по той колее, в которой матрос как раз и застрял… И запоминал матроса – всех запоминал! – по уровню знаний и способностей, как членов своей когорты от Совгавани до Сахалина и Курил. А уж они, думаю, будут его помнить всю оставшуюся жизнь…

Романов почесал затылок, и другие «учителя» призадумались…

– Сколько классных связистов стало у нас… Как будет теперь? Вот новый ракетчик, который должен к нам сесть, он из таких – сам умеет и научить может. Но что-то долго ждем, – могли и его уволить!

– Конечно! Он реальный противовес старпому, таких бесня боится…

Командир дивизиона движения, щуплый каплей Вознюк с черной острой бородкой предупредил о другой опасности:

– Наверху лебедь, рак и щука… Внизу стали тащить друг у друга АСИ[1], будто чье-то хобби. Двадцать процентов нет на месте! Без АСИ мы запросто утонем. Нет единого подхода, офицеры носы повесили! А что мы хотим от матроса? Хватит изображать из себя раков! Командирам БЧ надо все брать в свои руки…

Лейтенант наклонился к Михалычу:

– АСИ – первая ласточка, привет от старпома… Тащат, но не ищут. Ищут, но не находят. Где причина, а где следствие?

Михалыч хмыкнул, не отрываясь от доски: ход за ним. Командир БЧ-3 Маренов метал огненные взгляды, сыпал не менее горячими словами:

– За борт АСИ не выбрасывают! Будь воля, перетряхнули бы корабль и все нашли! То же и с учебой – нет твердой системы. Драим железо, кубрики, посты, потом форма одежды… Заморочки по кругу накатанному.

«Голову старпома подавай им на блюдечке…», – буркнул сердито «хозяин берлоги». Лейтенант вдруг наклонился через стол и сделал ход за начхима. Михалыч от неожиданности привстал и снова сел, глядя на доску в упор. «Молодец! Но превышение должностных полномочий карается…»