– Да-а… Красиво говоришь… Как грузин! За такие красивые слова надо выпить… чаю.

Тут же был вызван рассыльный.

– Чай, дружок, покрепче, погорячее! Напомни Васе, он обещал блеснуть своим искусством…

Дверь за матросом не успела закрыться, в салон возвращались командир корабля и капитан Озерцов.

– Как разместились? – спросил НШ, жестом усаживая капитана Озерцова.

– Нормально, товарищ капитан первого ранга. Довольны.

Командир восхищался необычно, как курсант:

– В березовом лесу побывал! Мы своей силы не знаем Александр Иванович… Казалось бы, сколько можно ехать на энтузиазме, душевном подъеме. Все! до дна вычерпали, перевелись в России дурачки… Но нет!

– Не пойму тебя, – засмеялся НШ, – увидел лес Емелюшек и ободрился?

Общий смех нисколько не смутил командира.

– Да, дурачков… Иванушкиной закваски. Такие преград не знают… Идут по земле, но маяк у них неземной. Так всегда было на Руси-матушке.

– Значит, наши дурачки – они вовсе не дурачки, а…

– А разве Розов сегодня не убедил вас в этом?

Лицо НШ на мгновение окаменело, но согласился быстро:

– Пожалуй, – но стекло в его глазах осталось, он убедился, что командир не хочет забыть «розовый бунт», он ищет ему объяснение. – Корабельные дурачки, однако, так не радуют…

– Точно, – усмехнулся командир. – Присылают, а они быстро прокисают от тупого натирания рынды до перламутра.

– Нечто похожее нам тут Степаныч толковал. Все больны морем, но не всем повезло попасть в хорошую упряжь.

Он обвел всех взглядом, и стармор Степаныч строго подтвердил:

– У нас есть начальники, которые… не могут быть дурачками. По штату!..

Грянул смех. Смеялся и НШ, окидывая собеседников острым взглядом.

– Ладно, – будто нехотя согласился он, – что-то теряем, а что-то находим… На дурачков не тянем, так хоть начальниками побудем.

Вестовые внесли чай, и целую гору пончиков, небольших, румяных, припудренных сахарной пылью. Не скрывал удовольствия от угощения и гость – командир морпехов. Мамонтов, озадаченный валом информации, скромно взял один. Остальные воздали должное кулинарному искусству коков полной мерой. Впрочем, на комплимент Степаныча в их адрес командир сделал уточнение:

– Печет лично старший вестовой – старший матрос Орлов Вася. По своей инициативе и рецепту. От души.

Еще пончики мелькали между подносом и жующими ртами, хрустя в зубах, а капитан Озерцов, глянув на НШ, сказал как бы мимоходом:

– У нас на поминках такие пекут, славно… Попал в этот отпуск…

Когда последний румяный шедевр остался сиротливо лежать на большом алюминиевом подносе, капитан продолжил:

– Дураки мы – не дураки, а хитрецы, и выходит то чаще выходит боком… В деревне убили по заказу крупного хозяйственника, областного масштаба, надежду облисполкома… Он затевал огуречный промысел, пол-России собирался обеспечить бочковыми огурцами, против которых южные – просто сигареты без табака… Но где-то перегнул палку, проявил хитрый ум и хватил лишка. Убили его точно по предсказанию гадалки. Я знал его, знал гадалку… Дай, думаю, уясню, что за предсказание… Бабка-гадалка хоть и любила меня с малых лет, но сначала много не сказала: мать, мол, забыл, не лечил, а потом и к жене остыл, к детям… А потом-таки добавила: «Ергий, есть у человека такая струнка, откликается на все, гляди, слышь ее, а смолкнет – считай мертвец, и случай решает судьбу». Чем стоит русский человек? В выгоду и корысть он не помещается. Впрочем, всякий духом веский… тянется к вечному.

– А у тебя хлопцы бессмертные? – спросил командир корабля то ли с иронией, то ли с потаенной завистью.

Капитан ответил не сразу, гася иронию грустной улыбкой: