Пораженные рассказом доктора, Талбот и Олтон сидели какое-то время молча. Фактическое отсутствие разведки у Франции на момент начала войны, пренебрежение к разведывательным мероприятиям и абсолютная уверенность в своих силах Наполеона Третьего не могли не сказаться на печальной судьбе французов. И тем ценнее был граф де Леви для Бисмарка, который, в отличие от Бонапарта, знал толк в работе с информацией во время военных действий. Не выдержал первым Генри:

– Как Вам удалось за такое короткое время выяснить столько, мистер Дойл? Я нисколько не сомневаюсь в ваших выводах, но что мы будем делать дальше?

– Это зависит от того, что удалось найти сэру Талботу.

– Я кое-что действительно нашел… – Талбот достал из нагрудного кармана конверт и положил его на стол. Учитывая предыдущий опыт этого дня все напряглись и несколько мгновений наблюдали конверт безмолвно и не шевелясь. Генри, вероятно действительно нашедший внутреннее равновесие, первым спокойно протянул к конверту руку и, открыв его, вытряхнул его содержимое на сукно стола.

Это была аметистовая заколка графини де Леви.

– Где Вы нашли ее, сэр Талбот? Ради всего святого, ГДЕ Вы ее нашли?!?!? – вскинулся Генри.

– В Дувре. – спокойно ответил Талбот. После всех потрясений этого дня рассказывать о том, что уже произошло и не сможет потрясти своей неожиданностью и коварством, было намного проще, чем задерживать дыхание в преддверии очередного поворота истории, происходящей с ними на Итон-стрит, – Весь день я провел в порту, но не на пристани, а именно в его окрестностях. Я подумал, что многие пытались пересекать Ла Манш тайно, а контрабандисты – весьма успешно это проделывали. Опять же, важно было не то, кто прибывает, так как к берегам туманного Альбиона стремилось множество французов, спасаясь от войны. Важно было то, кто стремился во Францию, и самое главное – кто уже отплыл туда в прошедшие несколько дней. Из пяти баркасов, рекомендованных мне как альтернативное средство попасть в Кале, в третьем по счету капитан был на судне один, мертвецки пьян и в попытках разбудить его я наткнулся на женскую заколку, испачканную и затоптанную явно случайно: такое богатство можно оставить там, где оно лежит, только если ты очень спешишь и не смотришь по сторонам. Мне показалось знакомым это украшение, господа, и я его забрал для анализа…

– Где сейчас этот капитан? – спросил Генри с оживлением.

– Я хорошо спрятал его, – хитро усмехнулся Талбот, – Под арест на десять суток за содержание пассажирского судна в ненадлежащих санитарных условиях. Он надежно сидит в камере даже не зная, кому обязан этим отдыхом.

– Отличная работа, сэр Талбот! – похвалил его доктор Дойл. – Мы можем констатировать, что завтра, когда капитан проспится, мы получим разъяснение в том, как к нему на судно попала эта заколка и куда намеревались отвезти леди Джейн. Господа, можно предположить только одно: графини де Леви в Британии нет.

Несколько дней прошло в поисках информации, явно или косвенно указывающей на то, что предположения доктора Дойла были верны: леди Джейн действительно увезли во Францию, судно нанимали с условием: один капитан, и он смотрит только на штурвал, платили много. Было их несколько: трое-пятеро человек, он не рассмотрел. Но выяснить ее путь от Кале вглубь страны было можно, исключительно лично отправившись в разгромленную Вторую Империю, неохотно принимающую иностранных граждан и не гарантирующую сохранность их жизни. Генри нашел опору своему здравому смыслу в деятельности: он управлял поисками информации вместе с доктором Дойлом, он управлял фабриками, он писал аккуратные письма баронессе Латаймер, справляясь о здоровье. Брайдхолл был оплотом его надежд и поддерживал его так, как делали бы это его родители… Если в Брайдхолле все шло как надо, значит и в остальном все пойдет как надо. И несмотря на то, что с момента похищения графини де Леви прошла почти неделя, Генри чувствовал, что каждый день подбирается к возможности спасти ее все ближе и ближе. Их маленький клуб, созданный для поисков графини де Леви, превратился в отлично работающий механизм: чем далее их влекла история, тем больше они понимали друг друга с полуслова. И верили в успех.