Агриил чуть повернулся и махнул лапой мелким бесам, которые вились вокруг Коли. Бесы ответили ему тем же.

«Уно, Дос, Трес! Надо же! Хорошие имена! Правда, у мужика крест на шее. Но он, кажется, забыл, для чего крест на нём болтается. Нет, не потянет. Кто ещё? Студент? Ну… не смешите меня! Ни рыба, ни мясо. Одна карма, которую бабушка сложила в коробочку! На этом креста нет, вместо креста – татуировка! Цветочек! Ха! Этот – наш! Если бы мог – взялся бы за студента, честное слово! Это же – глина! Нет, до глины не дорос. Пластилин это, детский пластилин! Лепи из него фигу, какую хочешь!»

Агриил пошевелился и протянул щупальце к верхней полке. Но ему пришлось отдёрнуть лапу: «Жаль, выходит студент! А мне нельзя покидать свой пост. Но, думаю, и без меня найдётся, кому фигу слепить из этого пластилина.»

Так или не так конкретно думал Агриил, чернея мордой и перебирая волосатыми лапами, как щупальцами, но смысл его размышлений – примерно такой.

Осталось ему перевести мысленный взгляд на пожилую учительницу: «Баба? Ну, эта с крестом и даже что-то там лопочет… но мне её молитвы, как слону дробина. Да и по всему вагону… кого он найдёт, это Ангел? То вор, то проститутка, то баба вздорная, то – пьяницы непросыхающие, то курица, а то – просто дурак! Вот и все пассажиры! Ну, и как этот, Ангел паровозный, хочет со мной справиться?»

– Стоим сорок минут! – объявила проводница Клава. – Только не разбредайтесь далеко, а то собирай потом вас! Бежать будете – не догоните!

Саня уже успел обняться с Верой Ивановной и пожать руки Анжилу и Коле. Коля хлопнул студента по плечу:

– Ты смотри там… в институте своём… не дури! А то…

Коля хотел предупредить студента, что в этом мире нельзя ни от чего зарекаться. Ни от сумы, ни от тюрьмы. Что жизнь может раскрыть перед человеком такие бездны дерьма, что потом всю жизнь придётся очищаться и зализывать раны.

Что.

Коля захотел поделиться опытом. Передать, так сказать, частицу. Почему-то сердце Коли наполнилось давно забытой нежностью. Коробочка с печеньем подействовала, что ли? Или то, что он, Коля, всё-таки решился поехать. И едет туда.

Едет, едет.

Ну, и вообще. Иногда так хочется предостеречь кого-то молодого, неопытного! Наверно, это просто в отцовской крови – предостерегать, учить, натаскивать сына.

А если Бог не дал своего сына?

Или дать-то дал, да ты сам, дурак, не взял?

Поэтому Коля хотел… но только и успел, что хлопнуть студента по плечу:

– Ну, давай, что ли.

Саня уже подмигивал танцовщице стриптиза, выглядывавшей из соседнего отсека.

– Девушка, вам не надо выходить?

– Нет! – заколыхалась «девушка».

– Жаль!

Али тоже взглянул на девушку. На лице его отразилась странная смесь чувств. Тут тебе интерес и даже вожделение. Куда же, без него. И презрение.

Презрение, всё-таки, главенствовало.

Саня, наконец, собрал рюкзак и вытащил из-под полки Коли сумку:

– Ну, всё! До свидания! И прощайте!

Тут поднялась Вера Ивановна и перекрестила студента:

– Бог в помощь тебе, Саша.

Потом учительница чуть приобняла студента и прошептала, почти на ухо:

– Не надо тебе ни к буддистам идти, ни к мусульманам. Крестись, если некрещённый. Иди в Божий храм. Там найдёшь ответы на все вопросы. Только не думай, что это легко… Не думай…

– Ага, – так же тихо ответил студент. – Наверно.

Почему-то Вера Ивановна испытала к этому Сане такие чувства, словно это она – его родная бабушка, а не та незнакомая женщина, которая пекла ему печенье и складывала его в смешную коробочку.

Может, потому, что где-то в глубине души пожилая учительница чувствовала, что парню предстоят трудности. Даже беды. Что не застрахован студент от ошибок и обязательно… ну, просто обязательно их сотворит. И будет потом горько об этом сожалеть, и тяжело расплачиваться. И прочее, и прочее, и тому подобное.