– Нет, я люблю романы попроще – опять засмеялась Мати. – Мне Мишель рассказывал. Ещё он говорит, что камелиями и другими красивыми словами проституток называют, чтобы не было стыдно ими пользоваться. Вроде как звучит прилично и поэтому не грех. Ага.

– А Мишель это кто? Твой покровитель? Имя странное. Он француз?

– Он Мишка, мой русский медведь! – хихикнула Матильда. – Богатый, между прочим.

– Ага, а как он относится к эээ ммм … – замялась Лиза.

– К моей продажности? – не смутилась девушка. – Так я не совсем падшая. Можно даже сказать порядочная.

Настала очередь Лизавете таращить глаза.

– Понимаешь, – начала объяснять, изумленной горничной, Матильда. – Я самая красивая из здешних девушек и мадам придумала, что моя недоступность принесёт больше денег. Я беседую с гостями, устраиваю игры, ну там фанты, шарады. Ещё бренчу на пианино и гитаре, исполняю романсы, поэтому я здесь в качестве певицы. Так что мадам мной не торгует. Ну ты понимаешь…

– О, я и подумать не могла, что хозяйка столь великодушна! – восхитилась Лиза.

– Ах, дружочек, наивная моя девочка, – ухмыльнулась куртизанка. Она закончила с бровями и сейчас вырисовывала роковую мушку над верхней губой. – Ничто не помешает нашей доброй тётушке Жанетт продать любую девицу, если предложат хорошую цену.

Лизавету, выросшую вдали от соблазнов в виде очаровательных нарядов, прелестных безделушек и категорически запрещенных косметических товаров, чрезвычайно интересовал этот визит. Она перетрогала чулки на ширме, заглянула в пару обувных коробок и, уже без зависти, восхитилась их содержимым, перенюхала все флакончики на туалетном столике и, вернувшись к костюму французской королевы, вновь потрогала его.

– А это готовый наряд? Платье слишком коротко для порядоч… кхм, обычной девушки.

– Шили специально для меня, – похвалилась хозяйка богатств. Она заметила оговорку Лизы, но не стала заострять на ней внимание. В конце концов, Мати её подкалывала, и горничная имела право на реванш. – Называется «Цветок персика». Мне к Пасхе Мишель подарил. В столице заказывал, у дорогой модистки. Цветок персика это… это…

Матильда сорвала с зеркала какую-то картинку и стала зачитывать прямо с неё:

– «… символизирует юность, очарование. Это весна, расцветающая красота, изящество, мягкость, искренность и чистота. Цветок делает девушку неотразимой в глазах мужчины». Так написано в открытке, приложенной к платью. А ещё, оно было завернуто в папиросную бумагу, перевязано лентами и упаковано в картонку, вон в ту, с золотыми вензелями.

И Матильда указала изящной ручкой на большую коробку, стоявшую в углу комнаты.

– Ах, как красиво! – мечтательно сказала Лиза. – Как романтично! Ты собираешься за Мишеля замуж?

– Какой чепухой набита твоя голова! – засмеялась собеседница. – Душенька, мы в борделе, на таких как я не женятся. Брак – это деловой союз с обязательствами, а за любовью можно сходить на сторону. Вот и твой папаша от супруги гуляет. По камелиям!

Лизавете стало обидно за родителя.

– И твой папенька такой?

– Папа́ меня и маму очень любил. По-своему, – Мати снова улыбалась, правда уже грустно, – Что не мешало ему пьянствовать и волочиться за каждой юбкой. От графини до кухарки.

– А что же мама?

– Никогда её не видела, хотя папа́ твердил, что я вылитая мать. Я незаконнорожденная. Плод любви знатной дамы и гусара.

– Мати, мне очень жаль, – смутилась Лиза. – Она умерла?

Матильда молчала. Лиза неловко прикоснулась к её руке, желая извиниться, но Матильда отдернула руку и заговорила:

– Не знаю. Папа́ всегда уклонялся от ответов, а я часто думала, как бы сложилась жизнь, если бы мама могла признать меня. Папа́ не жалел средств на моё воспитание. Я немного болтаю по-французски, скачу, фехтую и стреляю, как гусар, умею обращаться с ножами. Вот музицированию пару лет обучалась. Потом папенька решил, что этого мне достаточно, поэтому репертуар простецкий. Всё, что помню с детства – муштра, физические упражнения, чтение скучных книг. А мне хотелось романтики, безумств, впечатлений, как в романах, из отцовской библиотеки, которые читала тайком. У него было много книг о приключениях, путешествиях, любовных интригах, но мне запрещали их читать.