– Бедные-бедные! Куда же вас гонят?

В целом, поход был интересным и познавательным, даже сохранились некоторые фотографии.

Просто необходимо сказать несколько слов о преподавателе химии, Бижко Павле Леонтиевиче. Выдающийся педагог-химик, предмет знал в совершенстве. Благодаря ему я стал химиком. После просмотра трофейного фильма «Плата за страх», в котором к горящей нефтяной скважине, для тушения пожара взрывом, подвозили в цистернах нитроглицерин, моей заветной мечтой стала идея синтезировать нитроглицерин. Я многократно пытался провести реакцию нитрования глицерина, но безуспешно. Только много позднее я понял причину неудачи: реакцию нужно было проводить в присутствии безводной серной кислоты, чего, к счастью, я тогда не знал, а умный преподаватель не подсказал, очевидно, предвидя возможные последствия.

В 10-м классе пришлось много заниматься, так как было большое желание поступить в институт. Конкурсы в то время были по 10—12 человек на место. Спать ложился в час ночи, вставал в 6 утра. Стоит сказать о том, что электрического света в то время у нас дома не было. Жили в дедовой хате, с керосиновой лампой, все в одной комнате. Тем не менее, школу закончил с золотой медалью.

Хотя из всех предметов мне больше всего нравилась химия, почему-то документы отнес в университет на физтех. Очевидно, головы тогда были забиты ядерной физикой. Собеседование прошел на «отлично», но в университет не взяли. Как мне сказали, потому, что у меня живы родители.

– Вот, если бы не было отца или матери, тогда с превеликим удовольствием, а так – извините, – сказала председатель приемной комиссии.

Но причина была в другом: мои родителю были на оккупированной территории, а таких на физтех тогда не брали. Мне было очень досадно, просто невыносимо. Получив обратно документы, я стал последовательно заходить сначала в Горный институт, потом в Металлургический. И там и там мне отказали, мотивируя тем, что прием медалистов уже закончен. Только в Химико-технологическом взяли документы и предложили сходу пойти на собеседование, которое проводили профессор Лошкарев, директор института, и профессор Стендер, зав. кафедрой электрохимии. Помню, спрашивает меня Стендер:

– Что такое свет? Объясните, пожалуйста.

– Электрический, или вообще? – уточняю я.

Мой вопрос вызвал смех, даже хохот. К тому времени я знал, что свет имеет двойственную природу: поток фотонов (корпускул) или поток электромагнитных колебаний. Немного запинаясь, я стал рассказывать о свете как о потоке электромагнитных колебаний и только в конце упомянул о корпускулах. Наверное, я им не очень понравился. Предложили мне на выбор: факультет силикатов или технологию резины. Мне было совершенно все равно. Не знаю почему, выбрал резину. После меня собеседование проходил Володя Плахотник, мой школьный приятель, которого, как и меня, не взяли на физтех. Так вот, он им очень понравился. Стендер предложил ему электрохимию. Володя попросился на органический факультет, чтобы учиться со мной вместе, но Стендер так его отговаривал, что он согласился на электрохимию.

Стендер был великим ученым и никого не боялся. В то время в графе «происхождение» он писал – «столбовой дворянин». Он был разработчиком промышленного производства различных стратегических элементов: титана, циркония и пр. Коммунисты его ценили, скорее терпели.

Учебу в институте начал не совсем удачно. Дело было в том, что я закончил украинскую школу, и русский язык у нас преподавался всего два раза в неделю. В институте пришлось изучать все на русском. Конечно, я все понимал и даже мыслил на русском, но для выступления на семинарах не хватало слов. Со стороны казалось, что я ничего не знаю. Было очень стыдно. В группе ко мне стали относится с подозрением. Дескать, тоже мне, медалист, слов связать не может. К счастью, так продолжалось только в течение первого семестра. Зимняя сессия показала, кто чего стоит. Экзамены по химии, физике, математике я сдал на «отлично» и только споткнулся на истории КПСС. Весеннюю сессию сдал на «отлично». Стал получать повышенную стипендию, и получал ее, за редким исключением, до конца учебы в институте.