В середине дня, когда истории о страхах начинают вызывать у меня головокружение, я выхожу из своего бумажного лабиринта и иду по лесу, мимо полей, полных скошенных стогов, обдумывая шаги, которые привели меня сюда, и шаги, которые мне еще нужно сделать, чтобы приблизиться к понятию страха, возможно, к его сути. Я осознаю, что в каждом решении, которое я принимаю в своей жизни, страх перед моим страхом играет важную роль. Что бы я ни решил, главное – не разбудить монстра. После всех этих лет иногда я не могу сказать, где заканчиваются мои страхи и начинается моя интуиция. Это можно объяснить с неврологической точки зрения: ощущение угрозы меняет физиологию мозга. Выброс связанных с тревогой гормонов, таких как серотонин и дофамин, делает нас более бдительными, но также и более восприимчивыми к новым раздражителям. Тревожные люди могут замечать угрозы значительно быстрее, чем не испытывающие тревогу>4. Но тревожные люди также страдают от предвзятости интерпретации (осознание благоприятных или нейтральных стимулов как угрожающих) и когнитивной предвзятости (ожидание негативных событий в будущем и уверенность, что последствия этих событий также будут непропорционально тяжелыми). Представьте, что вы не можете отличить страх от интуиции. Тогда любая мысль, какой бы плохой и разрушительной она ни была, может казаться правдивой, способной превратиться в реальность. Если вы уже не знаете, можно ли доверять своей интуиции, вы оказываетесь полностью во власти своего воображения, в результате чего один страх порождает другой. Прежде чем вы это осознаете, страх охватит целиком вас и ваши мысли. Не будет преувеличением сказать, что я был сформирован страхом, и этот страх в значительной степени определил, как я взаимодействую с другими людьми, как с друзьями, так и с незнакомцами.
В результате дружба умерла, отношения с женщинами испортились. Иногда мне кажется, что то, что другие считают моим характером, – это всего лишь совокупность свойств, развившаяся в ответ на мои страхи. Каждый раз, когда появляется монстр, я убежден, что его появление, по сути, является признанием моего реального «я».
Монстр. Именно так говорила моя мама, именно так говорила моя бабушка. Но что это за монстр?
Однажды, вернувшись в свой домишко после очередной послеобеденной прогулки, я взял в руки роман Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886 год). Главный герой доктор Генри Джекил – врач Викторианской эпохи, пытающийся выяснить, можно ли разделить в человеке добрые и злые силы. Путем экспериментов он обнаруживает вещество, которое высвобождает в нем злые силы. Рождается его вторая половинка, злодей Эдвард Хайд, который полностью находится во власти собственных (иногда убийственных) побуждений. Только с помощью противоядия чудовище может снова превратиться в доброго доктора. Какая из этих половин страдает сильнее? Я думаю, что не чудовище, мистер Хайд, а доктор Джекил: он боится чудовища и всегда беспокоится: что чудовище снова поднимет голову и снова что-то разрушит. Страх перед следующей панической атакой ужаснее, чем сама паническая атака.