«Птички молча прыгали вокруг нас, в каких-то трех-четырех футах от нас, – отмечал он в своем дневнике, – и совсем не боялись брошенных в них камней. Кинг убил одного из них своей шляпой, а я прикладом ружья столкнул с ветки большого ястреба». Дарвин сделал вывод, что у наивных птиц было так мало естественных хищников, что их основной защитный механизм, реакция страха, не развился в достаточной степени. Вывод Дарвина: естественный отбор работал против них, они вымерли бы от отсутствия страха. «Даже самые сильные страхи в принципе являются мощными стимуляторами», – писал Дарвин в другом месте.

Дарвин с помощью биологических аргументов подтвердил простое определение страха, ранее сформулированное Аристотелем: страх – это, по существу, неприятное физическое переживание, являющееся реакцией на опасность. Эти реакции возникают в каждом организме, даже инфузория туфелька уплывает прочь, если ее уколоть крошечной иглой.

Но перейдем к людям. Человеческие зародыши прикрывают лицо рукой от яркого света. Так что еще до рождения мы уже проявляем поведение, связанное со страхом. Наши первые годы жизни тоже отнюдь не свободны от страха. Совершенно не в состоянии спасти себя, беспомощные и нуждающиеся в заботе, мы ползаем, окруженные рисками и опасностями, которых не видим и тем более не понимаем. Эти опасности начинают играть меньшую роль по мере того, как мы становимся старше и учимся как бы регулировать наши страхи^>5. Но иногда их регулировать не получается. Следовательно, простое определение Аристотеля обманчиво. Для современного человека «опасность» и «угроза» – расплывчатые понятия; одни люди воспринимают опасности острее, чем другие, и то, что для одних является опасностью, для других ничто.

Чтобы понять, почему существуют такие большие различия в том, как люди переживают свои страхи, полезно провести различие между человеческим страхом (то есть таким страхом, который могут испытывать только люди) и животным страхом. Грубо говоря, страх животного – это рефлекс, а страх человека – переживание. Итак, я закрываю труды Дарвина и книги о нем и переключаюсь на громоздкие справочники по биологии и неврологии, которые притащил в Вале де Мизер. Что объединяет эти книги, так это необычайный интерес к крысам.

Мозг крысы на самом деле является упрощенной масштабной моделью человеческого мозга. Вот почему исследователи часто используют мышей и крыс в качестве подопытных животных. Миндалевидное тело крысы проверяет каждый поступающий стимул на наличие потенциальной опасности. Если эта опасность кажется реальной, гипоталамус переводит тело в состояние драки-бегства-замирания, быстро высвобождая адреналин. Это кризисный режим, особое физическое состояние, которое мы, люди, также испытываем в нашей повседневной жизни, когда обнаруживаем на кассе, что забыли свою банковскую карту, или когда мы рискуем опоздать на поезд. У этого режима есть и преимущества. Современные исследования показывают, что если человек несколько встревожен, он выполняет свою задачу лучше, чем когда чувствует себя полностью спокойным. Если нам почти совсем не страшно, мы работаем недостаточно эффективно, но и при слишком большом страхе происходит разлад. Это называется законом Йеркса – Додсона^>6.

Для распознавания угроз имеет решающее значение миндалевидное тело, этот небольшой орган в нижней части нашего мозга^>7. Крысы, у которых миндалевидное тело было удалено, не проявляют реакции страха. То же самое относится и к людям с поврежденным миндалевидным телом. В течение многих лет Университет Айовы изучал женщину под кодовым именем