Недовольная Алмаз не поленилась выйти за дверь, не прикрывая выставленное из белоснежного купальника загорелое тело, чтобы убедиться, что над ними не смеётся кто-то из дружины или того хуже, развратных старикашек.
Полина онемела от одной идеи – старцы Храма с монашескими принципами на её памяти никогда не награждались сомнительными титулами, их безусловно уважал весь город. Как бы то ни было, Алмаз никого не обнаружила и вернулась ни с чем. Сегодня даже Андрей не торчал под дверями, пользуясь присутствием опекаемой Полины как предлогом.
Жрицы остались в остывших ваннах, надо думать из упёртости. Алмаз бормотала про безмозглых строителей, не сделавших нормальных вентилей для удобства пользования. Полина, получившая своё, предпочитала молчать о возможности принять ванну в других башнях, не Воды, где вентили были. Вскоре Алмаз тоже подумала про адептов Воды и начала костерить уже их, за то что строят из своих умений невесть что, упиваясь своей мелочной избранностью. Никто из Жриц не воспринимал слова к сердцу, будто среди них Водных отродясь не было. Эсфирь была. Может, именно на неё на самом деле и было направлено подлинное раздражение Алмаз, и остальная десятка предпочитала отмолчаться, зная характер своей заводилы.
– Ты считаешь меня красивой? – вдруг спросила Алмаз, надев на лицо отрепетированную маску.
Полина стояла по горло на самой середине бассейна, чтобы её не задевали ногами. Жрица Земли подводила глаза даже перед визитом в местное спа, чего Кларисса с Леонидой, например, не делали. Взгляд выходил томным, кошачьим, губы изгибались многозначной улыбкой… как книга, которую продаёт обложка.
– Да, – глухо ответила вынужденная Полина.
– А себя? – Алмаз перекрутилась на спину и запрокинув голову рассмеялась.
Ответить умно не получилось бы. Неправда, что из любого разговора можно выйти с высоко поднятой головой. Каждый человек входит в общение со своими исходными, и некоторые собеседники так придавливают других, что голову не поднять от пола.
– А ты считаешь себя доброй? – после паузы спросила Полина.
Алмаз фыркнула, не снисходя до ответа. Наверняка, в её представлении она-то вышла из разговора достойно.
Вода и ванная не поддавались на импульс Жриц, так что они в конце концов нашли другой способ помешать Полине дышать полной грудью. Воздух заполнили ацетоновые миазмы – девушки обновляли маникюр. Стирали вчерашний ради сегодняшнего.
– Сейчас в Эскамеруне модно оставлять неокрашенной лунку у корня, – важно вещала Божена.
Алмаз с вечным пренебрежением к другим фыркнула:
– Дешёвый ход для растрёп, которые не успевают привести себя в порядок…
Жрицам понадобились ноги с дополнительным десятком ногтей, так что Полину наконец не толкали и не дёргали водные потоки.
– Сама Зуфия так делает! – поражённо возразила Божена. Но Алмаз опять лишь недоверчиво фыркнула, и её подружка обижено покраснела и повесила голову, молча и опытно нанося лак на ногти левой ступни.
Ступня, кстати, не была особо красивой, с длинными пальцами. Полина посмотрела сквозь воду. Её ступни были узкими и бледными. Обувь их неплохо защитила.
Андрей явился за ней, как раз когда Жрицы сохли. Обомлел от химического острого запаха, но ворвался в комнату, осыпаемый ругательствами, вытащил Полину за плечи и ускакал прочь, едва не забыв её полотенце. Только на лестнице, продышавшись, дружинник посмеялся пустяковому приключению. Теперь будет что рассказывать на дежурстве напарнику.
Отлучавшаяся из ванн по заданию наставника Сафико принесла в башню завтрак и, дав Полине поесть в её медлительном темпе, принялась обновлять повязки, пластыри и бинты.