– Здесь? – удивилась Кори. – Но… что это за место? Его нет на карте.

– Карты лгут, – ответил он. – Особенно те, что описывают привычный мир. Есть места, которые существуют между линиями, между станциями. Узлы. Перекрестки. Места силы. Или места слабости. Зависит от того, кто смотрит. Октав бывал здесь. Он искал… точки входа.

Он встал, его длинный плащ зашуршал. Он подошел к двери купе и открыл ее. Из коридора пахнуло холодом и чем-то еще. Странным, неприятным запахом. Смесью гари, сырости и чего-то сладковатого, тошнотворного, как запах гниения.

– Вам сюда, – сказал он, указывая на выход из вагона.

– Но… куда идти? Здесь ничего нет, – запротестовал я. Мысль о том, чтобы выйти из относительной безопасности поезда на эту пустынную, зловещую платформу посреди ночи, вызывала дрожь.

– Идите по платформе, – Наблюдатель указал в темноту рукой в перчатке. – До конца. Там найдете то, что вам нужно. Или то, что нужно ему.

– А вы? Вы не пойдете с нами? – спросила Кори.

Наблюдатель покачал головой. В полумраке коридора его лицо казалось еще более нереальным, почти прозрачным.

– Мой путь лежит дальше. Я лишь провожатый. Наблюдатель. Я не вмешиваюсь. Только указываю направление. Иногда. – Он помолчал. – Но будьте осторожны. Это место… оно помнит. И оно не любит чужаков. Особенно тех, кто ищет трещины.

С этими словами он шагнул из купе в коридор и почти мгновенно растворился в тенях. Словно его и не было. Остался только слабый запах озона и тот, другой, тошнотворный запах, идущий снаружи. Мы с Кори переглянулись. Страх боролся с необходимостью действовать. Наблюдатель исчез, оставив нас одних перед лицом неизвестности. Но его указания были ясными. Выйти здесь. Идти до конца платформы. Что нас ждет там? Ответов не было. Только этот мерзкий запах и гнетущая тишина снаружи.

– Идти надо, – сказала Кори решительно, поднимаясь и беря свою сумку. – Другого пути нет.

Я кивнул, собрал остатки мужества и пошел за ней. Мы вышли из купе в пустой коридор. Запах гари и гниения стал сильнее. Мы дошли до тамбура. Проводницы нигде не было видно. Весь вагон казался вымершим. Мы открыли тяжелую дверь и спустились по ступенькам на платформу. Холодный, сырой воздух ударил в лицо. Запах был почти невыносимым. Платформа была действительно пустой. Потрескавшийся бетон под ногами, редкие ржавые фонари, отбрасывающие слабые круги света, и бесконечная тьма вокруг. Поезд стоял неподвижно, как мертвый кит, выброшенный на берег. Ни звука, ни движения.

– Пошли, – сказала Кори, и мы двинулись вдоль платформы в ту сторону, куда указал Наблюдатель.

Мы шли по этому бесконечному бетонному языку, окруженные тьмой и тишиной, нарушаемой лишь нашими шагами и завываниями ветра где-то наверху, у фонарных столбов. Запах гари и гниения становился все сильнее, словно мы приближались к его источнику. Что здесь произошло? Пожар? Или что-то похуже? Платформа казалась бесконечной. Фонари становились все реже, свет – все тусклее. Мы шли уже минут десять, а конца все не было видно. Возникло иррациональное чувство, что мы идем по кругу или по ленте Мебиуса, обреченные вечно шагать по этой пустынной станции «Нигде».

– Ты что-нибудь видишь? – спросил я, вглядываясь в темноту впереди.

– Нет, – ответила Кори. – Только… погоди. Кажется, там что-то есть. Впереди.

Я прищурился. Действительно, далеко впереди, на самой границе видимости, угадывалось какое-то строение. Небольшое, темное, приземистое. Похожее на старый пакгауз или заброшенную диспетчерскую будку. Именно оттуда, казалось, исходил этот тошнотворный запах. Мы ускорили шаг. Сердце колотилось от дурного предчувствия. Что ждет нас в этом строении? Ответы? Опасность? Или просто еще одна загадка в этом бесконечном лабиринте? Мы приближались. Строение выглядело заброшенным и зловещим. Окна были заколочены или выбиты. Штукатурка облупилась, обнажая темные кирпичи. Дверь висела на одной петле. И запах… он был теперь удушающим. Запах старой гари, плесени, разложения и еще чего-то – металлического, химического. Мы подошли к самой двери. Заглянули внутрь. Темнота. И тишина. Мертвая, абсолютная тишина.