Трактир "Бойкая щучка" Эва Гринерс

1. Глава 1

Прозвенел хриплый звонок, сообщающий, что рабочая смена окончена. Я выключила линию и сняла тяжелый резиновый фартук. Мимо меня проходили коллеги, такие же сотрудницы нашего предприятия-производителя рыбной продукции “Поморская рыбка”. Посторонившись, я специально пропускала других, ожидая, когда поток людей иссякнет. Не хотелось толкаться в душе и раздевалке. Около получаса слушала доносящиеся до меня плеск воды, шум, разговоры и смех. Постепенно звуки стихли, даже свет кто-то погасил. Прислушавшись, убедилась, что все ушли, и только тогда пошла переодеваться.

Я работала здесь уже много лет: как пришла после техникума, так и осталась. Можно было бы подумать, что закатывать пресервы являлось моим призванием, но нет. Поступила я в рыбопромышленный, потому что выпускники нашей школы-интерната автоматически шли в этот техникум. Это была исторически сложившаяся традиция, почти никто особо не задумывался. Радовались новому этапу взросления и свободе.

Некоторые, конечно, старались сразу уехать из нашего серого промозглого города туда, где теплее и солнечней. Однако, мало о ком из них доносились потом добрые вести. Поэтому я, никогда не отличавшаяся храбростью и оптимизмом, осталась и пошла проторенным до меня путём.

Передо мной, как и перед другими, так же стоял ещё один сложный выбор: жильё. Отдельная однокомнатная квартира или комната в общежитии с доплатой.

Мне казалось тогда очень мудрым решением согласиться на комнату, положив доплату в банк на сберкнижку. Деньги мне нужны были, чтобы копить на мечту. А мечтой с самого детства являлся домик на берегу моря.

Здесь у нас тоже было море, но суровое и холодное. “Если купаться, то в купальнике с начесом” - думала я.

Там же, на берегу мечты, море было теплое и ласковое. А небо не свинцовое и низкое почти круглый год, а голубое и прозрачное.

Мечта стоила больших денег, но я упорно откладывала каждую свободную копейку, отказывая во всём. Да и на что было тратиться? Баловать себя не умела. Наряжаться не привыкла. Радостей никаких в личной жизни никогда не было - как и самой личной жизни. Вечерами после работы моими собеседниками и друзьями были книги. По выходным телевизор, а иногда, очень редко кино. Ну, чтобы было разнообразие.

Живые же люди замечали меня так редко, что казалось, если я не посторонюсь тихонько, уступая кому-нибудь дорогу, то все смогут спокойно пройти сквозь меня.

Впрочем нет, что ж я на людей-то наговариваю. Обо мне очень даже вспоминали, когда нужно было попросить о какой-нибудь услуге, потому что отказывать я не умела совершенно.

“Оля Петровна, возьми собачку/кошечку/хомячка - мы в Грецию улетаем”

“Оля Петровна, подежурь за меня, не в службу, а в дружбу, тебе всё равно делать нечего, а мы на шашлыки намылились”

Я соглашалась, утешая себя тем, что ну пусть хоть кто-то радуется сине-зеленому морю в Греции или ароматному шашлыку с дымком на свежем воздухе. Когда-нибудь придет момент, порадуюсь и я - новым ощущениям, ярким краскам и сбывшейся мечте.

“Надо было сразу после интерната тогда уезжать, - пожалела я в который раз, - чего боялась?” Ну или научиться быть счастливой здесь. Полюбить монохромность своего города, его сдержанность и умеренность. Тем более я по своему характеру и фактуре - серенькой и неприметной, почти сливалась с ним.

Это была интересная мысль, она приходила мне в голову не в первый раз. Но почему-то казалось, что уже поздно. И здесь время упущено, и ехать куда-то за мечтой, как говорится, “после лета по малину”, и характер менять, и жизнь заново начинать - всюду опоздала.

Я, не торопясь, приняла душ. Рабочую форму кинула в стирку. Благо, на предприятии была своя прачечная, иначе бы вся комната дома рыбой пропахла. Я терпеть не могла этот запах рыбы и её саму. Он ассоциировался у меня с кабалой.

Взяв на полочке в шкафчике фен, воткнула его в ближайшую розетку. Она немного заискрила. Давно уже болталась на соплях, как и всё вокруг здесь. Здание было старым, только пара цехов с современным оборудованием были пристроены относительно недавно. А эти подсобные, к которым относились и раздевалки, им лет пятьдесят было, если не больше.

Закрыв глаза, я наслаждалась горячим потоком, который раздувал мои волосы и согревал застывшую в одном положении за день шею.

Выключив фен, еще какое-то время сидела в теплом облаке нагретого воздуха, не открывая глаз. Можно было не спешить - наша смена была последней на сегодня.

Когда открыла глаза, то не сразу поняла, что сижу в темноте. В какой-то момент отключилось электричество, а я этого не увидела, потому что сидела в блаженном оцепенении, как в полудрёме.

Чертыхнувшись, стала наощупь доставать свою чистую одежду из шкафчика. Темноты вроде не сильно боялась, но, однако, мне стало очень неуютно. Поэтому торопилась, из-за чего путалась в рукавах и тесёмках кофточки.

Внезапно потянуло дымом. Кое-как просунув голову в горловину, замерла, принюхиваясь. Гарью несло уже совершенно отчетливо. О, Господи, что ещё?..

Глупо заметавшись, поняла, что меня с головой накрывает паническая атака, а сердце стучит уже где-то в горле. Наверное, угарный газ уже заполнил все мои лёгкие, и я сейчас попросту перестану дышать.

Вскрикнув, метнулась туда, где должна была быть дверь, в горле першило все сильнее, воздух кончался…

Ошиблась и наткнулась на стену с рядом крючков для одежды. Развернувшись, опрокинула бельевой бак и сама упала через него, больно ударившись. Сейчас вот так вот глупо умру и ничего больше не увижу.

Внезапно я поняла, что жизнь-то была прекрасна сама по себе. Даже серенькая, словно неотбеленный холст. Просто бери и раскрашивай его, как художник.

В эту минуту я любила этот свой серенький холст, нетронутый красками. По нему я ходила, не оставляя следов, как по краешку жизни.

Только бы выжить, не задохнуться в этом угаре. Я научусь и видеть, и чувствовать, и любить! Честное слово, обещаю!

Нужно было вставать и искать выход. И если выживу, никогда больше не буду сдаваться. Сейчас я готова была пообещать высшим силам всё, что угодно.

Попытавшись встать, я почувствовала, что лёгкие словно разрывает от малейшего вдоха. Постаралась не дышать и снова опустилась на пол. Вспомнила, что вроде бы нужно держаться как можно ниже. Валявшееся тряпьё, которое вывалилось из бака для стирки, нещадно воняло рыбой. “Я и рыбу полюблю, дайте только выжить!” - мелькнула мысль. Но думать дальше я её не стала - заткнула нос и рот смердящей липкой тряпкой и поползла, царапая голый живот о неровный битый кафельный пол. Туда, где, мне казалось, есть спасение.

Нащупав дверь, я радостно вскрикнула, открыла глаза и опрометчиво бросила тряпку. В ту же секунду едкая гарь проникла в рот, в глаза, в нос. Ни единого шанса вдохнуть не оставалось. Из последних сил я рвала на себя дверную ручку, тело дёргалось уже в конвульсиях, погибая без кислорода.

И когда я, почти лишившись сознания, рухнула без сил, дверь отворилась наружу. А в легкие хлынул поток свежего воздуха, пропитанный озоном и солью.

В лицо плеснула вода, приводя меня в чувство. Я рефлекторно облизнула губы - они были едко-солёными. А следующая плюха в лицо заставила полностью прийти в себя.

Попыталась проморгаться и встать на ноги. Сзади всё еще несло гарью, пол подо мной шатался. Хотя… это был не пол, а палуба. Передо мной встала вдруг серая плотная волна. Если бы я могла закричать, закричала бы. Но издав сипение, только присела, сжавшись в комок.

Когда вода схлынула, я попыталась проморгаться: в глазах щипало нещадно, как будто их действительно солью присыпали.

Послышался чей-то крик. Вроде бы мужской голос. Кто-то шел мне на помощь.

- Я здееесь! - закричала отчаянно. Голос был севший, хрипловатый. Хоть бы услышали! Сзади всё еще тянуло гарью.

- Чара миа! - непонятно ругнулся кто-то над моей головой, и я почувствовала, как меня сильно дёрнули за руку. Непроизвольно открыв глаза, увидела перед собой измождённое лицо, покрытое глубокими резкими морщинами. Борода была наполовину седой и развевалась на ветру. Запавшие глаза смотрели на меня с болью и нежностью. От неожиданности у меня прочистилось в голове, и я огляделась.

Мы были на каком-то небольшом, довольно старом и ободранном судне, которое, как яичную скорлупку в мыльной воде по кругу, болтало в море. Вокруг вспенивались волны, а человек, который, по всей видимости, спас меня, что-то говорил взволнованно. И часто повторял “Чара, Чара, Чара”.

Я попыталась вспомнить последние секунды перед тем, как откашлялась и открыла глаза, потому что, как мне показалось, у меня немного помутилось в голове и возникли галлюцинации.

Но никакой ошибки не было: выползала я из раздевалки нашего рыбзавода, где начался пожар, а оказалась на скрипучем баркасе, который мало того, что тоже горел, он ещё и тонул.

Потрясённая, я начала сползать по стенке, но старый моряк снова дернул меня за руку.

- Чара, девочка моя, я полезу в рубку и возьму курс к берегу. Штурвал заклинило, буду держать до последнего. А ты ни в коем случае не возвращайся туда ко мне. Обещай мне, Чара миа…

По лицу старика поползли слёзы. Они катились из глаз, бежали по бороздкам морщин, смешивались с морскими каплями и потом терялись где-то в седой бороде. Это было слишком душещипательное зрелище даже для абсурда, и я тихонечко завыла.