С 1953 г. Кремль теряет интерес к выдвигаемым РПЦ (в рамках союза восточноевропейских православных церквей) инициативам. Если ранее Москва поощряла миротворческую деятельность церкви, поддерживала ее участие в форумах движения сторонников мира, то с весны 1953 г. импульсы внимания угасли. Решено было следовать линии конца 1940-х гг. – внешне ровных, но «отрешенных» отношений. Ограничивались ассигнования на миротворческую деятельность, Кремль не интересовался противостоянием РПЦ и Ватикана. Как и прежде, действовали репрессивные меры относительно крестных ходов, службы вне храмов, свободного передвижения священников, ограничения на поступление в церковные учебные заведения. Пострижение в монахи осуществлялось только с разрешения патриарха. Количество зарегистрированных мечетей в 1953 г. снизилось до 351[73].

Кремль неоднократно отклонял предложения по ежегодному открытию до 25 новых храмов, совершенствованию издательской деятельности, расширению церковных мастерских, облегчению финансового бремени. Изымались неугодные статьи из «Журнала Московской патриархии», фактически санкционировались бесчинства в отношении церкви местных партийцев. Маленков трижды отказывался встречаться с патриархом, хотя ранее, в 1952 г., Алексий I был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

От шока к поискам устойчивости. Новая фаза адаптационного синдрома приходится на 1954-1955 гг. и отмечена введением в действие внутренних возможностей советского организма, позволявших адаптироваться к изменениям среды.

Адаптационная энергия воплощалась в проективной деятельности, организационных начинаниях, новой терминологии. Системность новых символических знаков соответствуют выводу В. Тэрнера о переходном характере второго этапа ритуально-символической эволюции – предмета многочисленных теоретических дискуссий, включая утверждения, что между демонтажем и монтажом существует брешь, пустота – своего рода стадия отсутствия определенных культурных значений, обязательной нормы (нормы не обязывают, но все может случиться…)[74]. Это подготовительный символико-ритуальный этап. Он открылся утверждением 9 января 1954 г. нового флага РСФСР. Красное полотнище дополнилось одним из национальных цветов – светло-синей полосой у древка. По новым правилам орфографии на гербе из аббревиатуры «Р. С. Ф. С. Р.» были убраны точки. Незаметно исчезают Сталинские премии, более не отмечаются дни Парижской коммуны, МОПРА, Профинтерна[75]. Окончательно исчезли сколки военно-коммунистического стиля – военные френчи и сапоги руководителей; московские правители надели европейские костюмы и галстуки.

Элемент новой политической культуры – открытый доступ в Кремль (с июля 1955 г.). Отменялись пропуска в обкомы (крайкомы) КПСС и министерства. В публичную политику входили женщины. Первой дамой Москвы являлась, несомненно, Е. Фурцева.

Догматизм перестал быть доброкачественной опухолью, осуждалась «теория бесконфликтности», но ортодоксальная вера еще не приводилась в соответствие с опытом и уроками.

Изучение лексем должностей того времени позволило заключить, что «количество русских лексем, используемых для создания наименований должностей государственной службы и управления, а также количество номинаций, образованных по русским словообразовательным моделям, значительно возросло по сравнению с периодом Российской империи, а влияние иноязычных элементов на формирование наименований должностей государственной службы и управления стало не таким сильным… [Советские наименования] представляли собой типологическую номенклатуру, но созданную уже в значительной мере на базе элементов национального русского языка»