Имея в виду модификационную адаптацию, следует прежде всего отметить значимость принципа коллективности, призванного адаптировать советские «верхи» к новым условиям, в которых нужно решать накопившиеся проблемы вне произвола и диктатуры одной личности.

«Коллективность руководства» – концептуальное поле, в центре которого понятия «конец сталинской эпохи» и «начало переходности», «старое и новое», «последнее и первое». Термин получил распространение после намерения «верхов» ликвидировать должность Генерального секретаря ЦК КПСС (до марта ее занимал Сталин). Коллективность как новый сценарий власти, казалось, противоречила логике системы, мобилизационному типу и характеру государства с доминантой Первого руководителя. Но как баланс сил обновления и традиционализма коллективность становилась условием выживания и адаптации режима, способом приспособления к новым реалиям, неизбежно размывающим образ Вождя. Лозунги коллективности поддерживали фасад демократичности, при том что формат коллективности оставался неустойчивым: мартовская «четверка» (Маленков, Берия, Хрущев, Молотов) трансформировалась в «тройку», а затем в «единицу» Первого секретаря ЦК – формального хозяина большой партийной семьи, но не признаваемого влиятельной частью «малой» кремлевские семьи.

Отсутствие официального преемника давало наследникам Сталина возможность отказа от слепого следования Традиции. Являя собой «ближний круг» кремлевской номенклатуры, постоянно подавляемой Сталиным, они вполне разделяли преобладающее в номенклатуре стремление избавиться от угрозы повторения деспотизма. При этом логика партийного вождизма, дуалистичность самих «вождей» грозила политическим дисбалансом в ситуации неопределенности.

Полное взаимных подозрений «коллективное руководство» не было заинтересованно в легитимации партсъездом, хотя, казалось, смерть Сталина предопределяла его немедленный созыв (отсрочку связывали с тем, что XIX съезд состоялся всего лишь пять месяцев назад). Руководство балансировало в неопределенности между обновленчеством, угрозой переворота и потребностью самоочищения. Новая властная вертикаль отражала хрупкий баланс «наших» и «не наших» сталинских[62]. «Обезвреживание» Берии – форма дистресса – стало для «верхов» промежуточным условием относительного единства.

Модификацию претерпевала региональная бюрократия, прежде не сумевшая оформиться в устойчивый и сплоченный слой, обладавший достаточной автономностью. Состоящая на службе у Сталина, полностью обязанная ему карьерой и самой жизнью, эта часть чиновничества представляла «номенклатуру» прежде всего в координатах выдвижения и кадрового контроля. Этим объяснялась огромная численность номенклатуры ЦК (т. е. должностей, которые могли замещаться только под непосредственным контролем Москвы) – более 45 тыс. позиций к моменту смерти Сталина. 16 июля 1953 г. в соответствии с постановлением Президиума ЦК из 45 тыс. осталось 25 тыс. должностей, причем из них более 11 тыс. – во вновь созданной учетно-контрольной номенклатуре, предусматривающей информирование отделов ЦК по поводу кадровых перемещений. Объективно это укрепляло позиции руководителей регионов, которые ранее были ограничены в решении важнейших кадровых вопросов на местах[63].

Другой фактор модификационной адаптации – размежевание с культом личности, предопределившее новизну оценок и партийно-государственного стиля.

Поначалу это носило символический характер. Сталин упокоился в Мавзолее Ленина, проект Пантеона предполагал форматирование кремлевской усыпальницы, перенос двух саркофагов, а также останков великих людей Советской страны на Ленинские горы