– Мне нужно забрать вещи, – кажется, в её глазах искры смеха появляются. И от этого становится легче и немного стыдно.

Она не убегает. А я осёл. Каждой девочке нужны трусики, платьица, сапожки и много-много всяких нужно-ненужных вещей. Моя Лада не может ходить в халате на голое тело и сидеть взаперти.

–Я всё понимаю, – она чувствует себя виноватой и… сожалеет, наверное. Я вижу эти эмоции и качаю головой.

– Не надо, хорошо? В одной лодке, помнишь? Ты ничего не просила, я сам всё решил, договорились? И мы съездим к тебе, но чуть позже. Я жду одного человека.

Он появляется через несколько минут – маньяк от Инденберга. Не знаю, почему я так мысленно обзываю мужчину, что пришёл к нам с определённой миссией.

Он где-то моего возраста, наверное. Может, немного старше. Не определить: у него волосы серебрятся сединой. Серебристо-металлические волосы. Я даже не сразу понимаю, что это такое. Будто парик, который не совсем сочетается с гладкой упругостью его черт.

– Добрый день, – улыбается он, как менеджер, пытающийся втюхать какой-то ненужный товар. Если бы он им был – продал бы, я уверен.

В нем есть что-то притягательно-располагающее. Улыбка. Карие глаза, пытливо заглядывающие в душу сквозь стёкла очков. Оправа такая… не очень модная, наверное. Или наоборот. Тёмная, толстоватая, косящая под «старину», придающая ему какой-то «профессорский» вид.

– Александр, – протягивает он руку для приветствия.

– Альберт, – пожатие неожиданно крепкое для его узкой ладони.

Руки у него холёные, больше на женские смахивают: ухоженная кожа, тонкие пальцы с нежными подушечками, ногти овальные, отполированные.

– Ну-с, где наш больной? – ласково спрашивает он.

Голос его звучит глубоко, как у актёра, а вопрос немного сбивает с толку. Пришедший кажется доктором, что явился по вызову. У него тоже чемоданчик в руках, но, насколько я знаю, там нет лекарств и фонендоскопа.

– Пройдёмте, – машу я хлебосольно рукой вглубь квартиры, и странный седоволосый идёт за мной не спеша. Он высокий, почти с меня ростом, но в затылок не дышит: соблюдает дистанцию.

Лада смотрит на него во все глаза. Она испугана. Хочется её успокоить.

– Кто это? – шепчет она одними губами.

– Это Александр, Лада, – отвечаю громко. – Он к нам по делу пришёл.

– А вот и телефончик, – снова улыбается человек от Инденберга маньячной улыбкой. – Вы позволите?

Он протягивает руку, но Лада с места не сдвигается. Напряжена, явно паникует. Я вижу, как по-сумасшедшему бьётся её сердце – халат на груди дёргается в такт обезумевшему пульсу.

– Всё хорошо, – глажу её запястье и хочу объяснить, но Александр предупредительно поднимает вверх указательный палец, призывая нас к молчанию.

Теперь он похож на фокусника: открывает свой волшебный чемоданчик и начинает священнодействовать. Мы с Ладой следим за его действиями. Чёрт знает, как это у него получается, но все его движения завораживают, трудно взгляд отвести.

В какой-то момент он начинает что-то напевать себе под нос, разобрав Ладин телефон на запчасти.

– Удивительно! – восклицает он радостно через какое-то время и поворачивает к нам воодушевлённое лицо, что словно светится изнутри каким-то неземным светом. – Чистенько! Что у вас есть ещё? – обращается он к Ладе. – Сумочку свою позволите?

– Да-да, конечно, – напряжённо моргнула Лада и вышла из кухни.

Мне бы радоваться, но почему-то тревога засела под рёбрами и мешала толком дышать.

– Так бывает? – спросил я у Александра, что любовно складывал телефон назад.

– Иногда – да. Но вы правы: настораживает.

Он кивнул то ли мне, то ли каким-то своим мыслям. А я, опомнившись, подумал: как много он знает? По сути, он должен находиться в неведении и качественно делать свою работу, не задаваясь вопросами. И уж точно не обязан напрягаться, если не находит, к чему придраться.