Он был прав: мне стало чуть легче, когда я переложила свой груз на его плечи.

Странное чувство. От Аля веяло если не уверенностью, то надёжностью. Я на пол к его ногам скользнула бы да так и осталась бы валяться безвольной медузой, потому что отчаяние накрыло с головой, и пусть кто-то, а не я, борется с ветряными мельницами.

– Ну всё, всё, – оторвав от себя, вытирает Аль ладонями мои щёки, гладит по голове, плечам, спине, успокаивая. – Всё, Лада, я рядом. А вместе мы сила, помнишь?

Я помнила. Я слишком хорошо всё помнила и не хотела отпускать все эти долгие годы, что находилась вдали. Может, поэтому сейчас он для меня то чужак незнакомый, то самый близкий и родной человек, которого я когда-то действительно трусливо бросила, спасая свою шкуру. И его тоже – так мне тогда казалось.

Годы спустя всё видится немного в ином свете.

Я не верю, что он явился в солнечных доспехах, чтобы спасать меня и вытягивать из глубокой задницы только потому, что до сих пор в нём остались какие-то чувства ко мне.

«Я любил тебя, Лада», – так он сказал при нашей встрече в его студии. Любил – когда-то. В прошлом. Тогда я точно знала, что это правда, а сейчас я не знаю, как подступиться к мужчине, что похож и не похож на моего Берта.

Наверное, всё дело в кураже. Альберта всегда заводили какие-то истории, приключения, что придавали его фантазиям особый шик и живость. Он скучал в «стоячем болоте». Ему постоянно нужен был адреналин, чтобы видеть краски и тонкие нюансы деталей.

Вот и сейчас – именно тот самый случай. Поэтому он сорвался легко и помчался сюда, приняв мой невольный вызов.

Но я до сих пор не уверена, что ему именно это нужно.

– Я боюсь, Аль, – призналась честно. – Это не те люди, что шутят. Я не хочу тебя втягивать, понимаешь?

– Поздно, Лада, – целует он легко меня в макушку и прижимает к себе сильнее. – Разберёмся потихоньку, распутаем клубок. В полицию, я так понимаю, ты не обращалась?

– Нет, – мотаю в ужасе головой. – Они совсем маленькие. Ване два, Вере три с половиной.

– Найдём мы и Мезенцева, и детей. Верь мне.

И я почему-то верила. Может, потому что мне отчаянно нужна была надежда: всё образуется, решится как-то само собой, а может, потому, что я не одна, не оставлена на съедение волкам.

Лишь много позже я поняла: Аль так и не ответил мне на вопрос, почему мои дети вдруг стали «нашими»…

– А теперь расскажи, кого ты хотела найти в «Ночном бризе».

Аль заботливо усаживает меня на стул. Держит мои ладони в своих. Это успокаивает немного и даёт силу.

Слова льются из меня, как вода из прохудившегося ведра. Я захлёбываюсь, несу чушь, перескакиваю с одного на другое. С чудовища, что пришёл отобрать у меня детей. Кидаюсь описывать Люсю и долго объясняю, кто она и как появилась в моей жизни. Точнее, в жизни Мезенцева.

Потом выдаю информацию об Осе, которого так и не нашла.

– Негусто, – Аль наконец-то улыбается. Ему так идёт ироничность. А ещё я вспоминаю, как он ласкал меня ночью, где были его красивые губы. От этих картинок кидает в жар.

Он чутко ловит этот момент и проходится большим пальцем по внутренней стороне ладони. Взгляд у него туманится, и я точно знаю, о чём он думает. Его мысли созвучны с моими. В воздухе пахнет напряжением и… неудовлетворёнными желаниями.

Я хочу его. Хочу так сильно, что даже не пытаюсь скрыть, как меня бросает в дрожь. Он видит мурашки на моих руках, видит, как я дышу. Если я не возьму себя в руки, мы снова окажемся в постели.

Это способ спрятаться, забыться на короткие мгновения, не ощущать тянущую пустоту внутри и ужас, за которыми – жизнь двух маленьких детей.