Здесь есть на что посмотреть. Мы тоже не из бедных, но у Ланских совершенно другой размах.

– Ну, я вас оставлю, ребятки? – заговорщицки наклоняется ко мне Рита. – Миссию гостеприимства я выполнила, дворец показала, экскурсию провела. Веришь: позарез нужно смыться. Ой, мама убила б меня за это слово, – сдерживает она смех. – Не скучайте! Бертика не обижай, ладно? Он у нас хоро-о-ший!

Рита ерошит его волосы и растворяется в коридорах огромной квартиры. Мы смотрим ей вслед. Как-то… я даже не поняла, что ощущаю. Облегчение, наверное. Рита слишком напористая. Я с такими вечно чувствую себя чуть ли не придорожной травой. Мне постоянно чудится, что ноги у меня косолапые, нос слишком длинный, а грудь вырасти не успела.

– Пойдём, я покажу тебе свою комнату, – я не ожидала, что Берт возьмёт инициативу на себя. – Если хочешь, конечно, – добавляет он поспешно.

– Хочу, – проговариваю, понимая: мне действительно интересно. Намного интереснее, чем навороченная комната его сестры, куда она завела меня на секунду, чтобы хвастануть и тут же выпихнуть, словно боясь, что я что-нибудь испорчу или сломаю.

– А здесь живу я, – заводит он меня в небольшую комнату, где всё просто: кровать, тумбочка, стол, старинный шифоньер и эркер, от которого, наверное, днём много света.

Но не это всё привлекает моё внимание, а простой альбомный лист, что лежит на столе. Именно к нему прикован мой взгляд.

Это карандашный набросок, а на нём – я, моё лицо в профиль. Очень точно схваченные линии, великолепно прорисованные детали небрежными, на первый взгляд, штрихами.

Берт снова мучительно краснеет и, кинувшись к столу, судорожно переворачивает рисунок.

Поздно. Я уже его увидела. И то, как Берт нарисовал меня, льстит. Может, поэтому я спокойно встречаю его отчаянный взгляд, в котором – напускная дерзость и страх. Он боится, что я рассмеюсь и унижу. Но я, конечно же, не могу и не хочу этого делать.

– Не прячь, – улыбаюсь ему, – мне понравилось.

________________

[1] Хоть прикуривай

[2] Шкура на ней играет, как гармошка

[3] Это Лада копается, снова наушники в уши – и потеряна для человечества. Даже причёску сделать не дала, отмахнулась.

[4] Вот какая красивая девушка! Туфли не забудь надеть! А то так и побежишь в тапках!

5. Глава 5

Альберт

Поцелуй – ошибка. Лавина, что несётся с гор, сбивает с ног и выходит из-под контроля.

Хочется трогать Ладу, вжимать в себя; навалившись, раздвинуть ноги, гладить рукой, ощущать её влажность и доступность, а потом ворваться в неё, заклеймить собой, выбить стоны и почувствовать, как она дрожит в моих руках, испытывая оргазм.

Вожделение настолько сильно, что мутится разум. Я готов разорвать её рубашку голыми руками, чтобы снова увидеть грудь, тонкую талию, плавные бёдра и гладкие ноги. Бесконечно длинные ноги, от которых я всегда сходил с ума.

Именно рубашка и остужает меня. Я недаром выбрал именно этот аксессуар. Сдерживающий барьер, сигнал «стоп».

– Воспитываешь в себе силу воли? – спрашивает Лада, когда мне чудом удаётся от неё оторваться.

Рука её коварно ложится на ширинку джинсов, и я, не сдержавшись, стону. Член стоит так, что мне больно. А от поглаживания становится почти всё равно. Пусть только сама сделает шаг навстречу – и я сорвусь. Буду лететь красиво, даже если разобью башку о камни.

– Что-то вроде того, – накрываю её ладонь своей, чтобы не елозила. – Давай спать, Лада.

– А ты уснёшь? – обдаёт она горячим дыханием шею и устраивается поудобнее. -–Тогда руку отпусти, хорошо?

– Да, как скажешь, – пытаюсь я удержать в себе нечто тёмно-кровожадно-похотливое, что рвётся наружу.