От этих нелепых мыслей Ивану Семеновичу стало смешно, и на его лице появилась еле заметная улыбка.

Со стороны Невы подул морозный ветер, и Иван Семенович, поежившись и потоптавшись с ноги на ногу, поднял повыше воротник своего черного пальто и укутался поглубже в шарф.

– Извините, пожалуйста, у вас закурить не найдется, – послышалось за спиной.

Мышкин повернулся. Рядом с ним стоял молодой человек интеллигентного вида с элегантными очками на раскрасневшемся от мороза носу.

– Пожалуйста, угощайтесь, – ответил Иван Семенович, и, достав из внутреннего кармана пачку сигарет, протянул ее парню.

– Благодарю вас, – ответил парень, тут же прикурил и, культурно откланявшись, направился дальше по своим делам.

Вообще Иван Семенович не курил, но после смерти Вари и с началом своего длительного запоя, закурил. Для успокоения нервов, как он говорил сам себе. Как ни странно, иногда помогало.

Вспомнив сейчас, что у него, оказывается, есть с собой сигареты, он тоже вытащил из пачки одну штуку и задумчиво прикурил. Когда сигарета дотлела до самого фильтра, Иван Семенович кинул ее на лед и, отвернувшись от реки, прочитал на фасаде желтого старинного здания уже знакомую по прошлым поездкам в Петербург светлую надпись на черном фоне: «С. Волфъ и Т. Беранже».

Весь остаток своего сорокового дня рождения Иван Семенович провел за уютным столиком «Литературного кафе», на втором этаже, возле окна, смотрящего на Невский проспект.

Приглушенный свет бра в виде свечей, висящих на стене, торшеры на подставках, обтянутые материей, темно-бордовые стены и зеленые скатерти на столах создавали впечатление девятнадцатого века. В самом конце помещения кафе молодая женщина негромко играла на рояле. Рядом с ней стоял бюст Александра Сергеевича Пушкина, который, опершись щекой о ладонь правой руки, поэтично взирал за разночинных посетителей кафе. Говорят, что Александр Пушкин частенько захаживал сюда и очень любил это место. Теперь это кафе очень популярно среди иностранцев.

Иван Семенович заказал себе одно из любимых пушкинских блюд: котлеты «Пожарские», которые и на самом деле оказались изумительными, какой-то вкусный мясной салат, жареную картошку и двести граммов водки.

Поскольку Мышкин отмечал свой сороковой день рождения в полном одиночестве, то чокаться приходилось с графином. Иван Семенович поднимал стопку, наполненную холодной водкой, и, глядя на причудливый фонарь с резными ножками и закрученной в виде спирали шеей, стоящий на мосту, прямо напротив окна, мысленно произносил тост. Затем он легонечко дотрагивался до краешка графина, опрокидывал стопку, залпом выпивая все содержимое, и аппетитно закусывал вкусной «Пожарской» котлетой.

– Желаете что-нибудь еще? – вежливо спросил подошедший сзади официант.

– Да. Мне, пожалуйста, еще водочки, – ответил Мышкин.

– Сколько?

– Сто грамм. Да, пожалуй, будет достаточно.

– Что-нибудь еще?

– Да. Еще, пожалуйста, один салатик.

– Какой вы желаете?

– Точно такой же, – ответил Мышкин и показал на свою тарелку с недоеденным салатом, стоящую на столе. Затем подумал и добавил, – и стакан томатного сока.

– Хорошо, – ответил официант и удалился.

Иван Семенович оглядел помещение кафе. В зале было не очень многолюдно и потому достаточно тихо. Женщина продолжала приятно играть на рояле.

Прислушавшись к голосам окружающих, Иван Семенович понял, что в кафе находятся практически одни иностранцы. Из русских в зале он смог выделить только себя и еще немолодую пару за соседним столиком.

– Обидно, – подумал Мышкин, – такое ощущение, что мы, русские, ценим свою историю даже меньше, чем ценят ее иностранцы. Наверняка, многие из присутствующих читали стихи Пушкина и, возможно, даже знают их наизусть.