В голове на секунду проскочила пара тревожных мыслей, но на лице – полное спокойствие, уверенность, готовность. Ни грамма страха. Каждый мой мускул и каждое движение выражали силу и устойчивость.

– Ты убил ее, сука. Ты! Это из-за тебя она умерла! – на повышенных тонах продолжил тот.

– О чем речь? – с максимальным безразличием на лице спросил я.

Конечно же я знал. Конечно же, мать твою, я всецело и полностью знал, о чем, а точнее о ком идет речь.

Только бы это не оказалось правдой.

Только бы этот придурок просто двинулся башкой, не имея понятия, о чем говорит.

Черт, только бы это случилось не по моей вине.

Нет.

– Ну ты и мразь, – с безумными, разъяренными глазами, будто в состоянии аффекта, сказал тот.

– Шерилл Джонсон. Забыл это имя? Забыл ее, да, сука? А мы с родителями каждый день ее оплакиваем. Сука, каждый гребаный день этой чертовый жизни превратился в настоящий ад, пока ты, ублюдок, спишь спокойно в своих хоромах, заказываешь вечеринки и развлекаешься с девчонками, растрачивая деньги, чтобы поддерживать свое бесполезное существование. Ну ничего, сука, не долго тебе осталось, совсем не долго.

Тело мгновенно пронзил страх, проникая в каждую клеточку.

Я приложился запястьем к его шее, придавливая к стене – лишь бы только он наконец заткнулся и перестал орать на все здание. Это должно было хоть немного привести его в чувства, не оставляя видимых следов на теле.

Увидев боковым зрением движение справа, я резко повернул голову.

Черт, как не вовремя.

Свидетели были совсем не кстати.

Но то, что я увидел, повергло меня в еще больший шок.

В нескольких метрах от нас стояла Амалия, смотря на меня огромными глазами, в которых читался неприкрытый ужас. Неловко, будто не управляя своим телом, та попятилась назад и быстро скрылась за поворотом.

Твою мать.

Вот теперь у меня очень большие проблемы.

Я отпрянул от парня и, еще раз бросив взгляд на место, где только что стояла Амалия, сказал:

– Все вопросы через адвоката. И будь очень осторожен. Надеюсь, твоя семья будет готова потерять все до копейки.

Я бросил в его сторону последний грозный взгляд и пошел прочь.

Из головы пропали все уроки, лекции, гребаные бесполезные предметы.

Я вышел из здания и направился в сторону машины.

В сознании одновременно крутились тысячи мыслей.

Куда ехать? Что делать?

Что, черт возьми делать?!

Неужели Шерилл покончила с собой из-за меня?

В памяти вспыли события прошлой весны, когда одним беззаботным утром университет погрузился в траур. Вся новостная лента пестрила яркими заголовками: “Степендиантка из Чапелл-Хилл найдена мертвой в университетском общежитии”, “Самоубийство или жестокая расправа?”, “Талантливая певица с многообещающим будущем свела счеты с жизнью”.

Я вспомнил ее смех, ее нежные мягкие губы, которые никогда искренне не желал, ее глубокие сообщения о чувствах, которые меня раздражали.

Черт.

Какая же я мразь.

Какая же я мразь.

Разогнавшись до предела, я мчал по трассе, а из глаз – впервые за много лет – лились скупые слезы.

Я громко закричал в пустоту, до боли в горле, но та не ответила. Это был крик души: раздирающий, полный безысходности.

В тот миг, когда пришло осознание о содеянном, я умер. Физически я все еще оставался собой, но внутри что-то сломалось. Огромная волна ненависти захлестнула разум – ненависти к себе, ненависти к жизни, ненависти ко всему вокруг.

Мне не хотелось признавать, не хотелось верить, что мир может быть таким. Что я могу быть таким. Хотелось отмотать время вспять, вернуться в сегодняшнее утро, понять, что все происходящее – сон, дурацкая шутка. Хотелось сбежать из реальности. Только лишь бы не думать об этом. Бежать от этой мысли со скоростью света. Будто если не смотреть в нее, она не будет существовать. Растворится. Исчезнет.