Отпросившись с работы, Мила спустилась по ступенькам подъезда и остановилась на секунду у двери, чувствуя, как её накрывает тревожной волной неуверенности перед походом в органы опеки. Она прекрасно понимала, что с формальной точки зрения является для Данилы никем, и что её шансы забрать его себе выглядят нелепыми, но отступать уже некуда. Вздохнув, Мила вышла во двор, погружённый в тоскливую серость утреннего города, и направилась к остановке, избегая встречных взглядов прохожих.

За окном маршрутки уныло мелькали грязные дома и одинаковые вывески магазинов, но она не замечала ничего, кроме собственных мыслей. Внутри у неё сжималось всё от тревоги и от тяжести решения, которое было настолько нехарактерным для неё, что казалось почти безумием. Мила никогда не была решительной или храброй; она с детства привыкла к тихому существованию, в котором почти не было места для больших поступков или открытых чувств.

Она вспомнила детство: отец был немногословен и отстранён, а мать строго и холодно воспитывала её, не объясняя причин своих требований, заставляя лишь повиноваться и молча принимать правила, смысл которых был ей непонятен.

Отчётливо вспомнилось, как однажды в детстве она проснулась от громких голосов родителей за дверью. Они не ссорились, не ругались, но в их тихих, напряжённых интонациях звучало что—то тяжёлое, почти зловещее. Она лежала в темноте, сжимая одеяло до боли в пальцах, боясь пошевелиться и выдать своё присутствие. Тогда она впервые почувствовала, что мир не просто неприветлив, а враждебен и опасен, и защитить её от него некому – даже собственным родителям нет до неё дела.

Мила выросла замкнутой и осторожной, недоверчивой к людям, к их словам и обещаниям. Уже в университете, когда вокруг начиналась взрослая жизнь, наполненная влюблённостями и романами, Мила всё ещё стояла на периферии, наблюдая за другими со стороны. Её личная жизнь не складывалась совсем, хотя были и попытки: несколько коротких, блеклых романов, начинавшихся случайно и заканчивавшихся так же незаметно.

Каждый раз Мила мучительно пыталась понять, почему очередные отношения снова не принесли ничего, кроме пустоты и разочарования, почему те, кто ей нравился, быстро теряли к ней интерес, словно видели в ней не женщину, а прозрачную, безликую тень.

Последний роман, самый болезненный, случился пару лет назад. Тогда она наивно поверила, что вот теперь всё изменится, что ей наконец—то удалось найти кого—то, кто сможет полюбить её такой, какая она есть – со всеми её странностями, сомнениями и внутренними страхами. Но мужчина, в которого она вложила всю себя без остатка, неожиданно ушёл, оставив лишь короткое объяснение, что она слишком сложная и замкнутая, что рядом с ней он чувствует себя лишним и чужим. Мила переживала это болезненно, словно подтверждение своего главного страха – быть нелюбимой, никому не нужной, абсолютно лишней в этом мире.

Именно в этот момент в её жизни окончательно закрепилось ощущение, что любовь и счастье существуют где—то за пределами её личной вселенной. Она будто привыкла к этой мысли, к пониманию, что личная жизнь никогда не станет для неё источником радости или смысла. Всё, что оставалось – это одиночество, тщательно скрываемое за ровным голосом и сдержанной улыбкой.

Маршрутка резко затормозила, и Мила вздрогнула, вернувшись в реальность. До кабинета инспектора по опеке оставалось несколько минут пути, и её снова охватило чувство тревожной пустоты, уже знакомое и почти привычное. Она ясно осознавала, что решение, принятое ею, станет окончательным отказом от прежней жизни, которую она уже считала потерянной, от возможности найти нормальные отношения, создать семью, найти кого—то, кто действительно поймёт и примет её такой, какая она есть.