Скрипело. На губах остался карамельный запах.

Геттар когда-то сказал: не некромант, а кондитерская лавка. Но дело не только в леденцах, что Мар постоянно таскает с собой, сует в ящики стола и прячет в магмобиле, как запасливый хомяк. У него действительно такой запах. Его собственный. Киловатая, но сладкая лимонная карамель. Кому-то оскомину набьет, а кому-то – в самый раз. Ясен почти так же пах. Слаще, будто в лимон щедро домешали меда. Поначалу, а потом появился запах пыли и тлена, как у высохших до прозрачной хрупкости цветов на старой могиле. Особенно когда он стал живым. Я была для него, для Ясена. Не по своей воле. Но ведьмы всегда норовят пойти поперек. И вот у нас с Маром тьма-на-двоих, как бы странно это не звучало. И это навсегда, так же как свет. Просто я хочу, чтобы он понял – нельзя запирать. Никого нельзя запирать. В клетке, какой бы огромной и уютной она ни…

И-ди-и-и сю-у-у…

Сколы, осколки, лезвия…

Камень и стекло растет из груди и плеч. Черные и белые трехгранные иглы в алой глазури…

М-м-м, что это на тебе такое вкусное?

…да-а-а.

Да, пусть сам свой доклад пишет, раз ему так надо.

И хрупнула карамелькой, раскалывая подношение тьмы на колючие, тающие на языке восхитительные кисло-сладкие крупинки. Чтобы заглушить привкус пыли и тлена.

4. 4

С вечера мама взялась готовить кексы. А перед этим сожгла во дворе у гаража все свои рисунки и папки с работой. Жаль. Лайма Копать позвал подглядывать и было ощущение, что зря горело. Хотя мама возле огня была очень красивая и немножко пугающая. Даже крылья в разогретом от пламени воздухе проступали.

В общем, Лайм с сестрой в кухне не появлялись. Перекусили припасенным Дарой печеньем и спать легли. А мама полночи проплакала, не так, как в ту ночь, когда страшно стало, обычно. Кексы были к завтраку. Кривоватые, но вкусные. Соленые немного только.

Парадную форму школы Лайм терпеть не мог, чувствовал себя в ней по-дурацки и как девчонка. Дурацкие короткие штаны, будто ему пять, дурацкие полосатые гольфы, короткая курточка и шарф. Тоже дурацкий и тоже полосатый, как гольфы, будто тоже гольф, только его на шею нужно мотать. Хорошо хоть ботинки свои можно было оставить. Помня про ночные бдения в кухне, рубашку Лайм сам себе погладил. Всё равно у мамы через раз выходило. Так бывает, что какая-то магия не даётся. Лайм, например, по общей стихийной не успевал. А мама вот с бытовыми не дружит.

Дара как увидела его за столом в этой глупой форме для торжеств, глаза круглые сделала и умчалась наверх. Вернулась быстро. А уже у школы, когда они почти что по классам разошлись, сказала: «Сегодня», и посмотрела так. Сразу ясно стало, что придётся ещё час во дворе проваландаться и её после урока ждать.

Вот он и ждал. На дерево влез и сидел там. Внизу бесновались мелкие, играли в вышибал. Воспитатель вполглаза смотрел за ними из окна первого этажа, чтоб магией не швырялись, а зуботычины и пинки не его забота. Это школа, тут если себя сразу не подашь как надо – так и будешь все время по деревьям, но Лайм не поэтому тут сидел. Просто с ветки было лучше видно двор и немного окно класса, где занимались девчонки и Дара. Сестра супила брови и пару раз показала в окно, что скоро.

За старыми воротами стоял магмобиль. Красный. Знакомый. С чего бы отцу Найниэ тут быть? Вот еще загадка.

Лайм так удивился, что прохлопал звонок, а Дара подкралась и подергала его за дурацкий шарф, уползший вниз удавленным полосатым удавом.

– А там, – начал Лайм, но феррато за воротами и след простыл.

– Ну? Долго ждать? – спросила бровями сестра, забросила на плечо свой рюкзак с «Черепками» и пошла к боковой калитке.