Хотите секрет? Все делают это. Некоторые прячутся и делают это исподтишка, чтоб никто не узнал, некоторые нагло и в открытую. Я поступила как ведьма – приклеила «ухо». И отчетом занялась. Проставила, где надо, галочки, зарегистрировала, сделала копию и копию с копии, отослала в разные места и отделы… И тут «ухо» заработало.

– Холин, любишь ты пакостные вести личным порядком доставлять. И когда это великое собрание недалеких ученых мужей и жен состоится?

– Через недельку, – ответствовал голос, от которого все, что улеглось, тут же началось по-новой – дыб, табуны, врезать-поцеловать.

– И зачем, спрашивается, будто нам тут заняться нечем, как доказывать, что наши нодлутские мобили мобильнее, аэростаты аэростатнее, а тараканы в темных головах…

– Темнее?

– Жирнее. У меня лишних нет. Людей. Гениальную свою бери.

– Так не дает... ся

– А это вы уже как-нибудь без меня, ладно?

Бздынннь…

Кто из них по «уху» врезал – не знаю, но звенело знатно. И это помешало мне услышать, как высокое начальство преодолело пару метров коридора от кабинета Става и нагло вперлось в мой.

– Конфетку? – проурчала тьма, подкрадываясь, для разнообразия, спереди, а не со спины. Это было что-то новенькое. Я расфокусировала глаза с протянутого дара и собрала на знакомой до мелочей физии.

– Как это понимать?

– Как есть, – пожал плечами Холин, потянулся через стол и сунул леденец мне в кармашек, за который цеплялся знак надзора, умудрившись и пальцем не коснуться. Только конфеткой. – Соблазняю понравившуюся женщину.

– То есть совсем еще тогда, пару эпох назад, на балу, когда я пряталась за кадками, а потом обнаружила куратора, который предложил мне конфетку… Ты меня…

– Точно.

– Чего ты добиваешься?

– Тебя. Разве не ясно? Прекращай упрямиться. Все равно это случится. Рано или поздно… Лучше рано.

– Чтоб ты орал на меня, обвинял, что я плевать хотела на детей, приковал цепью к порогу? Нет уж, увольте, магистр Холин.

– Могу и уволить.

– Это низко и недостойно, Мар.

– Я темный, мне положено, – оскалился Марек, и меня цапнуло его болью. Еще той, до гибели Ясена, когда мы оба запутались в отражениях. Тогда не слышала я, сейчас – он.

Марек прикрыл глаза, успокоился. Я вдруг заметила морщинки: лучи возле глаз, черточки между бровей, ниточки на лбу, серпики в уголках губ… Так много. Раньше не видела, а теперь будто вуаль спала.

Но холинское сомнение – одна из неизменных вещей в мире.

– Как сказала Годица, у кого ума больше, тот первый на мировую пойдет, – ухмыльнулась тьма.

– И ты, конечно же, решил, что это ты.

– Дай-ка подумать… Да. – Обежал стол, уселся, уставился темными глазищами в самое сердце. Чуть склонил голову на бок и в смоляных непослушных прядях блеснуло. Паутинка. И еще… много. Запутались?..

– Испугался. Орал. Больше не буду.

Пауза. Миг, в который похрустывающие осколки моей сути вот-вот готовы были сомкнуться в целое.

– Наверное, – добавил Мар.

Не сложилось.

– Пошел в з… – палец лег поверх губ, чуть прижимая.

– Не груби, ты же девочка. Ухожу. Но это только начало, мастер Холин. И ты в команде. С тебя доклад о взаимодействии разнополюсных потоков в динамике. Щит, атакующее, выберешь сама, что угодно, хоть бытовое, не суть. Дописала бы свой «Алый шторм» – сидела бы, как в свежей яме, глубоко и спокойно, но ты взялась за многоконтурные знаки. С размахом взялась, пару книжек из архива конгрегации пришлось через Арен-Тана добыть. Тебя заметили академские умники. Да. И нечего такие глаза делать. Или думаешь, в Холин-мар в подвале тайный схрон раритетов с ограниченным доступом? Отвертеться не выйдет.

Холин… Как всегда. Устроить раздрай внутри и свалить, задев полой пиджака, как кот хвостом, будто напрашиваясь, чтоб цопнули и дали повод облапить в ответ и прижать зубами…