Но как бы там ни было, она окончила гимназию с золотой медалью и поступила на Высшие женские курсы, теперь это Тимирязевская академия. Там была та же система – пока ты учишься на пятерки, ты учишься бесплатно, а не можешь – плати. Бабушка не платила, а в обед вместе с другими небогатыми студентками, из соображений экономии не брала в столовой суп или горячее, покупала только чай и вместе с чаем жевала хлеб с горчицей, потому что и то, и другое стояло на столах бесплатно.

Доучиться, правда, ей не пришлось. За год до окончания курсов пришлось возвращаться домой, потому что умер отец, и растерянные мать с тетей стали просить ее вернуться. Бабушка не могла отказаться, но жалела об этом до старости. Впрочем, три курса она все же закончила, и всю жизнь преподавала в школе химию и биологию.

А потом была революция, и тридцатые годы, и эксперименты в школе, моя бабушка уже давно преподавала, а мама училась в седьмом классе. И вот в школе, где училась мама, устроили дивный эксперимент, который назывался «бригадное обучение». Было это вот что. В целях воспитания в учениках коллективизма и ответственности, подросткам 13–14 лет предлагалось учить уроки коллективно, бригадами по 5–6 человек, а отвечать за всех должен был кто-то один, причем по собственному желанию. В основном, как говорила мама, это касалось истории, географии, биологии и тому подобного. На русский и математику эксперимент не распространялся. В реальности из этого благого начинания получилось то, что должно было получиться: на пять человек находился один любопытный и толковый ученик, которому было интересно учиться, он и читал то, что задавали, пересказывал бригаде и выходил к доске отвечать. Всегда, разумеется, один и тот же, у которого это хорошо получалось. А остальные (и моя мама в том числе) слушали со стороны и ничего в результате не знали. Эксперимента хватило только на один учебный год, учителя быстро поняли, к чему это приведет. А ученики, как моя мама, еще и через тридцать лет вспоминали это время экспериментального безделья.

Взрослые звали ее в разговоре Варварой Анисимовной, а мы, дошкольники – Козлятницей, разумеется, за глаза. Она была и то, и другое.

Я жила с родителями на даче у знакомых, а Козлятница жила постоянно на соседнем участке, по ту сторону забора, как за государственной границей. Там, за глухой двухметровой дощатой границей стояли рыже-зеленые корабельные сосны и выглядывали из травы грядки с луком. Среди этой небогатой растительности красовался серый некрашеный дом с забитыми окнами и покосившийся сарай без окон вовсе. Хозяйка жила в сарае, за перекошенной дверью. В соответствии с прозвищем компанию ей составляли пять коз, три собаки и утка. Как говорили, спали все они вместе на сене, а может, и на соломе. Во всяком случае, судя по виду Козлятницы, это было вполне возможно. Зимой и летом она носила темный платок до бровей, длинную коричневую юбку, калоши на босу ногу и черный бархатистый жакет – моя мама называла его "плюшевым". Все было мятое и в собачьей шерсти.

В воскресенье утром, одевшись таким образом, Варвара Анисимовна отправлялась на рынок – торговать. На веревочке она тянула за собой маленькую тележку, на которой стоял бидон с козьим молоком и лежал небольшой мешочек лука. Следом бежали все три собаки, а замыкала шествие утка. Козы, по видимому, оставались дома. Сама хозяйка ни с кем не здоровалась, смотрела сердито из-под своего платка, шла не по возрасту быстро. Мы бежали за ней, пока она не оборачивалась и не ворчала что-то сердитое. Тут мы сразу отставали – общаться с ней было страшновато.