Я считал до тех пор, пока еще мог понимать значения символов, дальнейший счет по ним был мне уже незнаком. Но этого хватило, чтобы увидеть пробелы, которые становились тем больше, чем дальше от центра спирали они уходили.

Я был озадачен, но понимал, что здесь не может быть обыкновенной ошибки. Числа написаны так намеренно, и меня крайне заинтересовала эта головоломка. Не сразу, но глядя на спираль, затем на раковину у меня в руках, я вспомнил, как однажды Хагамар, на примере все той же подаренной мне ракушки, рассказал нам о красоте и о том, что такое подлинное совершенство. Посмотрев вокруг себя, я увидел, что меня всюду окружают спирали. Спиралью выстроены здесь стеллажи с книгами, огромной черной спиралью вращаются тучи, создающие завесу. И теперь, мне казалось, но в этом я не был уверен, что и каменные чудовища стоят вокруг башни не отдельными ярусами, а единой спиралью. Даже парящие огни под куполом, и те вращались по спирали, как собрание всех звезд небосклона, которое Хагамар тогда назвал галактикой. Великолепная сверкающая дорога, которая протягивается по ночам через все небо. Хагамар сказал, что и ракушки, и галактики имеют схожую форму, которая подчиняется единому числовому закону вот этой самой последовательности. Потом он удивил меня еще больше, показав на цветущий подсолнух, и рассказав, что его семена располагаются подобным же образом, что многие растения также служат этому единому воплощению абсолюта, и даже человеческое тело имеет в своей основе эти же самые отношения.

«Природа совершенна» – говорил он, – «И в каждом из вас есть частица божественной сути». После этого, всякий раз глядя на звезды, я думал, что, быть может, однажды моя душа, пройдя по великой небесной дороге, будет вот так же сиять среди них. Суждено ли этому случиться?

Говорят, в далеких землях придумали линзу, способную приблизить звезды. О, как бы мне хотелось в нее заглянуть, хоть краем глаза подсмотреть, какие тайны скрывает эта бездонная ночная синева. Быть может, в библиотеке таковая имеется? Впрочем, даже если она здесь есть, звезд отсюда все равно не разглядеть.

– Дай-ка мне тоже посмотреть. – Шепнул в мое свободное ухо Редерик, который подошел сзади так незаметно, что я вздрогнул от неожиданности.

– Что? – Спросил я. Он потянулся к ракушке и бережно принял ее из моих рук.

– Какая прелесть. – Заключил он, но не стал ее слушать. Вместо этого, он осмотрел ее со всех сторон, с какой-то особой нежностью прошелся пальцами по ее гладкому, словно дорогой фарфор, нутру. Эта сторона его особенно заинтересовала, что моментально проявилось в хитрой улыбке, растянувшейся на его лице. Глаза его озорно сверкнули, и он тут же вернул ракушку мне, оставшись вполне довольным. Я не понял, что именно так его взбудоражило, но что-то в его поведении показалось мне не слишком пристойным, и потому спрашивать я не захотел. Раковину я просто вернул на место.

– Как много здесь книг. – Попытался я начать отвлеченный разговор.

– Да. – Согласился Редерик. – Здесь собраны книги на всех языках мира, даже на тех, которые вымерли больше тысячи лет назад. Не представляю, кому они могут пригодиться. Вот посмотри на ножки этого столика. Думаешь, это продолжение растительного рисунка? Как бы ни так. Это надписи на фарсидском языке?

– На персидском языке? – Переспросил я.

Редерик задумался.

– Я точно слышал, как отец говорил: «Фарси». – Протянул он.

– И что же здесь написано? – Спросил я, решив не спорить.

– Почем мне знать? – Ответил Редерик. – Я не говорю на этом языке. Только видел его в отцовских книгах, которые он когда-то привез из Персии. Знаешь, там пишут не как мы, а справа налево.