Подвал встретил Конни запахом плесени, ветхой бумаги и мышиного помета. Тусклая лампочка под потолком едва разгоняла мрак, выхватывая из него бесконечные стеллажи, уставленные фолиантами, свитками и гроссбухами, перевязанными истлевшей бечевкой. Сам Иеремия, похожий на ожившего скелета, обтянутого пергаментом, сидел за массивным дубовым столом и с помощью огромной лупы изучал какой-то документ.

– Мистер Колтуэзер, – голос Конни прозвучал в мертвой тишине подвала неожиданно громко.

Иеремия вздрогнул, уронив лупу.

– А, мисс Моргенштерн. Какими судьбами? Неужто решили приобщиться к мудрости веков? Или, не дай боги, у нас опять кто-то отправился к праотцам без соблюдения формальностей?

Его проницательные, хоть и глубоко запавшие глазки смотрели на Конни с каким-то знанием, которое всегда ее немного настораживало. Иеремия знал о Сайлент Хоуп больше, чем кто-либо другой, живой или мертвый.

– Угадали со второго раза, мистер Колтуэзер, – подтвердила Конни. – Магистр Вест. А сегодня утром – Эгберт Травник. Почерк один и тот же. Мне нужна любая информация о подобных случаях в прошлом. Ментальные атаки, пожиратели разума, сущности, питающиеся сознанием. Все, что у вас есть на эту тему. Особенно если это связано с символом – змея, кусающая себя за хвост, а внутри – кошачий глаз.

Иеремия задумчиво поскреб свой острый подбородок.

– Уроборос с глазом Гора… или его темной ипостаси. Любопытно. Давненько эта символика не всплывала. И всегда не к добру. Что ж, поищем. Работенка предстоит та еще – наши предки были весьма плодовиты на всякого рода мерзости и способы их описания.

Следующие несколько часов Конни провела, погрузившись в пыльные фолианты, которые Иеремия извлекал из недр своего хранилища. Воздух становился все гуще от запаха старины, а страницы книг рассыпались под пальцами, словно обожженные временем. Сквозь узкое подвальное окно просачивался тот же серый, неживой свет туманного дня, который, казалось, никогда не закончится.

Большинство текстов были либо слишком туманными аллегориями, либо откровенными выдумками перепуганных летописцев. Но постепенно, среди вороха бесполезной информации, начали проступать крупицы чего-то значимого. Упоминания о «Сноходцах» – сущностях, проникающих в сны и питающихся жизненной силой спящих. Легенды о «Безмолвных Пастырях», которые уводили души, оставляя пустые тела. И несколько раз – почти мимолетно – всплывало название: «Ткач». Или «Пряха Судеб». Или «Собиратель Снов». Имя менялось, но суть оставалась – некая древняя, почти мифическая сущность, способная проникать в разум, искажать его, поглощать и переплетать чужие сознания в единый, чудовищный узор.

Один из текстов, написанный на потрескавшемся пергаменте почти неразборчивым почерком какого-то монаха-отшельника, жившего несколько веков назад, привлек ее особое внимание. В нем говорилось о «Великом Сне», который снится городу, и о «Ткаче», что обитает в этом сне, время от времени пробуждаясь от голода. Монах описывал ритуалы защиты, обереги и даже способы «усыпить» Ткача, если он становился слишком активен. И там же был грубый набросок символа – Уроборос с глазом внутри.

– Вот оно, – пробормотала Конни, показывая страницу Иеремии. – Похоже, наш «гость» – птица высокого полета. И весьма древняя.

Иеремия внимательно изучил текст через свою лупу.

– Да, этот манускрипт… «Плач Иеремии о Падшем Городе». Весьма мрачное чтиво. И, как видите, не лишенное пророческой точности. Похоже, ваш «Ткач Снов», мисс Моргенштерн, – это не просто случайный демон, а нечто, глубоко вплетенное в саму ткань этого проклятого места.