– Мы полагаем, что вы сможете попасть туда вовнутрь рождения.

Ни один из четверых не пошевелился.

– Ваша первичная задача – наблюдение и сбор данных на предельной глубине временной кривизны. Мы ищем временную метрику, до-световую, в которой возможен отклик от формирования структурной материи.

Терру перевёл взгляд на Джона.

– Вторичная задача, о которой вы уже проинформированы: поиск стабильных тел с показателями пригодности по ExoHab-7. Мы не скрываем: Земля входит в зону климатической ирреверсии. Нам нужен вектор миграции.

Он обернулся, активировал новый слой данных. На голограмме – карты звёздных скоплений, среди них – точка: HR-781-C.

– Этот сектор был немой. Пока не появился Разлом. Он не посылает сигналов. Но он… слушает.

– Мы не знаем, что там. Но знаем, что он приглашает. Гравитация почти нулевая, приливные силы исчезают на подлёте. Пространство там поддаётся сгибанию, словно ждёт.

Майя прошептала:

– Как если бы оно хотело, чтобы мы добрались.

Терру кивнул.

– Именно. И вы – четвёрка, которую оно допустит. Мы не отправляем лучших. Мы отправляем согласованных. По структуре памяти. По биополю. По реакции на парадокс.

Он подошёл ближе. Его глаза вдруг стали мягкими.

– Я стар. Я не полечу. Но если бы мог – я бы попросил вас: не вернуться с ответом. Вернитесь с вопросом, которого мы ещё не смогли задать.

И в этот момент, когда экран погас, и разлом исчез с проекции, каждый из них – Акира, Майя, Джон, Амара – ощутил лёгкое дрожание в воздухе.

Металлический стул. Сквозняк под дверью.

Третье окно слева отражает его – нет, не его – отражает что-то, что стояло там когда-то. Юна. Тело в форме воды. Костюм с розовой лентой. Улыбка. Статический шум.

Погрешность 33 секунды. Не 32. Не 34. Тридцать три. Он не молится, он считает. Целые числа делят боль лучше дробей.

Гравитация – не сила. Это выбор. Пространство делает его за тебя.

Лампа на потолке мигает в ритме пульса. Не его. Юниного. Если время можно свернуть, значит, где-то она ещё идёт по коридору, где-то ещё спрашивает: папа, что будет раньше – свет или ты? Он улыбается. Только губами. Только внутри.

Слюна пахнет железом. Как в том метеорите. Запах чужого белка. Ты видишь клетку в камне, и понимаешь – это не бог. Это инструкция. Ошибка – думать, что ты один.

Она писала имя матери в белковом коде. TGC-AAG-TTC. Она стерла его. Чтобы не найти. Шум флуоресцентных ламп – как радиошум нейтронной звезды. Всё дышит, всё фонит. Существа не рождаются – они заносятся. Мусор Вселенной. Божественный спам. Все думают, что я улыбаюсь. Я просто жду. Вчера во сне – она увидела Джона, разрезанного на слои. Он не кричал. Он смотрел и говорил: Я уже здесь. Внутри тебя. Ты просто не знаешь, кто ты на самом деле.

Её ладони чешутся, как будто кожа знает: сейчас она потрогает что-то, чему миллиарды лет. И оно ответит.

Три раза подряд один и тот же коридор. Он поворачивает налево, но снова оказывается там же. Это не дежа-вю. Это дежа-быть.

Он помнит запах керосина. Кровь на внутренней стороне шлема. Чёрное солнце над Дионом. Доктор говорит: это посттравма. Но почему он знает, что Амара носит перстень на среднем пальце? Он никогда её не видел. Он читает их мысли. Или помнит их мысли. Или это его мысли.

Голос в ухе – детский, рваный, как аудиофайл, потерявший битрейт.

Если ты дойдёшь до центра, ты исчезнешь. Или останешься навсегда. Он не боится. Он просто не знает, кем он будет на выходе.

На потолке над ней выцарапано слово: Ebu. Это бог воды у игбо. Или имя отца. Или ошибка когнитивного фильтра. Она помнит сказку, которую рассказывала бабушка. Только вот бабушка была в другой стране. И у неё была белая кожа. Она закрывает глаза – и слышит, как поёт народ, которого не существует. Язык похож на бассану, но чуть сдвинут – словно кто-то изменил настройки культуры. Стены дышат. Здание дышит. Разлом дышит. Она слышит: Мы храним то, что забыто. Ты – архив. Ты не человек. Ты хранилище. Под ногтями – пыль. Но не земная. Она пишет символ на руке. И он светится. Никто не верит в миф. До тех пор, пока миф не начинает говорить их голосом.