Савва стоял около власяницы, всполохи свечи оживляли его отражение, но он стоял, замерев, обдумывая свой новый замысел, еще не решив, что писать сценарий, пьесу или прозу. Иногда пьесу писать сложнее, особенно, если нет явного отрицательного персонажа – антагониста, или когда герой борется сам с собой, раздираемый внутренними противоречиями. Ну борется он сам с собой, а зрителю за чем следить? За актерскими гримасами? За сменой декораций? Но зрители не за тем пришли в театр, чтобы потусоваться, показать свои наряды и на других посмотреть, не за тем, чтобы просидеть в буфете, рассуждая в сомнамбулическом расслабоне о тщедушности человеческой натуры, выискивая виновных и оправдывая себя. В театр приходят, чтобы прикоснуться к прекрасному, пережить катарсис и через сострадание очистить свою душу, вернуть душе детское восприятие мира и добра. Посетивший настоящий театр, становится отзывчивее на боль ближнего. И театр, как Небесный Иерусалим, должен быть всегда праздником духа! Искусство должно побуждать тянуться к светлому, возвышенному, должно давать крылья надежды и укреплять в вере. Другого предназначения для искусства Савва не принимал – все другое всегда замешано на деньгах и имеет привкус серебряной ложки. Точно говорил Станиславский, что в искусстве можно заниматься либо искусством, либо собирать серебряные ложки.

– «Коллекционеры серебряных ложек» – хорошее название для пьесы про шоумена, вдруг осознавшего, что он своими деяниями опустошает не только свою душу, но и души всех на него смотрящих. Что должно произойти с его будущим героем – этим шоуменом, чтобы тот потянулся к Богу? Если в творчестве мы не говорим о Боге, то это не искусство, а – шоу! А что, если при съемках в монастыре, ему дарят старинную власяницу; он примеряет ее, когда остается в келье один, и начинает чувствовать себя Преподобным Елисеем Сумским. Это может быть интересно, тем более есть от чего оттолкнуться: сам не так давно испытал такую метаморфозу на Соловках. А Достоевский учил брать в основу произведений событие, которое пережил сам автор, как это было у него самого с «Кроткой» и с другими его шедеврами.

Тихо-тихо к Савве подошла Ариадна, но для Саввы это не было неожиданностью, поскольку она всегда незримо присутствовала рядом с ним – настолько они были связаны духом и плотью.

– Что обдумываешь? Скажи.

– Представь, что в северный далекий от цивилизации монастырь, влекомый пока неведомо мне чем, приезжает всемирно известная звезда, допустим актер, или нет – режиссер.

– Представила. Могу сказать кого?

– Нет, нет. Пока не надо личностей – лишь образ. Мировая звезда перед отъездом с монастырского острова, оставшись один в келье, надевает подаренную ему трехсотлетнюю власяницу, и с ним происходит метаморфоза. Он в образе старца переносится на несколько веков назад и оказывается с несколькими монахами в лодье, плывущей ночью по Белому морю. Ему становится плохо, и он умирает. Братия плывет с ним к ближайшему подворью, и там во время отпевания он воскресает и просит наложить на него схиму. После свершения таинства он облачается в ангельский образ и ложится в свой гроб, который даже и не убирали, и умирает повторно! Душа его взлетает под купол собора и летит в тот монастырь, в котором находится он сейчас. Все возвращается на круги своя! В келье он стягивает с себя подаренную власяницу и будто пробуждается ото сна, но в глубине души он понимает, что это был не сон, а какой-то мистический скачок в прошлое. Что? Почему? От чего? Эти и другие вопросы готовы разорвать его сознание. «Власяница – вот причина всего!» – решает он и бросает ее в чулан, чтобы предать забвенью… Но он не оставляет власяницу, а вновь тянется к ней, желая снова надеть ее.