о ней заботится.

– Он берет на себя все ночные кормления.

– Знаете, какой день был самым ужасным? Когда закончился его отпуск по уходу за ребенком и он снова вышел на работу!

– Он от нее просто без ума! Я уже начинаю ревновать!

Заметив меня, они меняют пластинку:

– Он вечно требует секса. А мне сейчас совсем не до этого.

– Когда она плачет по ночам, он делает вид, что не слышит.

– Он постоянно жалуется на усталость. Можно подумать, я не устаю!

– Он считает, что я вроде как в отпуске. Сижу себе дома, ничего не делаю. Попробовал бы сам провести весь день с ребенком – посмотрела бы я на него!

«Неужели весь этот спектакль предназначен для матери-одиночки? Не тратьте понапрасну кислород, – думаю я, закипая. – Даже не пытайтесь меня убедить, что ребенок может спасти отношения. Посмотрите на маму с папой, посмотрите на Ребекку с Дэвидом. Дамочки, вы еще в самом начале пути!»


Рано или поздно вы будете шипеть друг на друга в предрассветные часы, мысленно добавляю я, насыпая в пластиковую бутылочку шесть ложек смеси. Каждая порция падает на дно с приятным «шух».

А когда он захрапит, вы толкнете его в ребра и внезапно осознаете, что это ваш первый физический контакт за несколько недель.

И все же…

Попробуйте представить хотя бы на секунду, каково это – ухаживать за младенцем одной. Когда рядом нет еще одной пары рук, готовых помочь. Некому его подержать, когда ваш ужин стынет, или когда вам нужно принять душ или сходить в туалет по-большому.

Я добавляю сто миллилитров горячей и сто миллилитров холодной воды из соответствующих фляжек. Попробуйте представить, каково это – целый месяц слушать нескончаемые вопли по шестнадцать часов в день. Я трясу бутылочку, пока отрава полностью не растворяется.

– Когда планируете выходить на работу? – спрашиваю я всех.


Эш опустошает бутылочку, и я готовлю план побега. В гробу я видела такую поддержку! Мы словно из разных миров.

Но когда я начинаю собирать свои вещи – пеленки, фляжки, подгузники, пустышки, влажные салфетки разбросаны по столу, как остатки авиакатастрофы, – все делают то же самое. Затем одна из них предлагает вместе прогуляться.

Спустя полчаса я волочусь в конце вереницы новехоньких колясок, медленно ползущих вверх по склону холма меж дубов. Ночью был ливень с грозой, и на дорожках парка валяются короткие, ослепительно-белые на сколах обломки деревьев.

В первом триместре беременности я здесь частенько бегала, перепрыгивая через собачьи какашки и улавливая обрывки разговоров. Эта рощица находится недалеко от центра: всего полчаса пешком от собора Святого Павла и примерно столько же – от клуба. Но поскольку она расположена на возвышенности, возникает такое чувство, будто паришь над городом. Время от времени, словно крыло зимородка, между деревьями мелькает башня из стекла и стали.

Мы идем в гору мимо собаки неопределенной породы с жесткой шерстью, напоминающей железные опилки; мимо парочки влюбленных подростков, которые прикрывают рот ладошкой и прыскают, завидев нас – торжественную шеренгу из шести женщин, толкающих перед собой шесть колясок. Мы останавливаемся на вершине холма, и женщина-ребенок вытаскивает свой айфон. Вся компания вдруг начинает улыбаться, поправлять вязаные шапки и шарфы, приглаживать волосы.

Держа телефон на расстоянии вытянутой руки, наш фотограф поворачивает экран, так чтобы мы видели себя в перекрестие нитей объектива: веселая группка мамочек и я, вся в черном с головы до пят и с унылым пучком на затылке. Нажимает на кнопку камеры, и в следующее мгновение пять пар глаз возвращаются к малышам в колясках. Как только фотография загружается в группу WhatsApp, звучит разноголосица уведомлений. Вид у меня рядом с моим «комочком счастья» довольно кислый: сразу ясно, что я предпочла бы оказаться где-нибудь в другом месте. В то время как другие искрятся радостью первых недель материнства.