В ту ночь мне не спится. Тишина не успокаивает, а давит. Я привыкла реагировать на каждый писк, и когда не слышу ни звука, моя тревога зашкаливает. «Какое это счастье», – вертятся в голове ее слова. У меня получится! Я буду стараться изо всех сил, и все получится.
Но беспокойный ум упрямо возвращает меня в Нью-Йорк, к двойному стуку люков под колесами проезжающих по Авеню А такси, к заливистому вою сирен. Туда, где я предпочла бы сейчас оказаться.
На рассвете, когда приходит время очередного кормления, я открываю дверь спальни и тихо-тихо, на цыпочках, иду на кухню за стаканом воды.
При виде меня она прикладывает палец к губам. Эш, не просыпаясь, ест из бутылочки.
Это я должна быть с ним, говорю я себе. Как мне наладить связь с ребенком, если кормить, обнимать, успокаивать его будет кто-то другой?
Утром я ей все говорю.
– Я вам так благодарна за эти пару ночей! Спасибо, что помогли ему наладить режим, а мне дали возможность выспаться.
– Была рада помочь.
– Думаю, дальше мы и сами справимся.
– Вот как? Вы уверены?
Неужели она обиделась? Или просто удивлена? Впрочем, не важно: я знаю, что это правильное решение.
– Уверена.
– Что ж, у вас есть мой номер – на случай, если я снова понадоблюсь.
– Да.
– Ну хорошо. Тогда удачи вам, Стиви. – Она надевает шарф, собирает свои вещи. – У вас чудесный малыш.
– Спасибо.
На пороге няня оборачивается.
– Со временем станет легче, – говорит она. Потом улыбается и тихо закрывает за собой дверь.
И мы снова остаемся одни.
Двенадцать
Мы с Лексом стояли на крыше клуба, ожидая начала вечеринки. Был теплый апрельский вечер; солнце постепенно опускалось между небоскребами, расцвечивая окна огненным заревом. Внизу, словно костяшки домино, выстроились вереницей вдоль обочины черные лимузины. Открылась дверь. Тротуар осветился вспышками фотокамер.
Лекс глянул на часы.
– Представление начинается! – сказал он.
Мы сели в лифт и спустились на первый этаж.
– Так и будешь в кепке? – спросила я.
– Угу, – кивнул он.
Я ни разу не видела Лекса без вязаной шапки или кепки. И уже готова была поверить в теорию Нейтана о том, что Лекс скрывает под головным убором редеющую шевелюру.
– И в них? – Я показала на тряпичные кеды, выглядывающие из-под штанин небесно-голубого костюма.
– Конечно.
Лифт остановился на первом этаже. Двери открылись.
– Охренеть! – прошептал Лекс.
Прямо перед нами, под люстрой в виде спутника, в окружении толпы из одетых во все черное мужчин и женщин, стоял высокий мужчина в точно таком же наряде, как у Лекса, – от тряпичных кед до бейсболки. Это был актер со званого ужина Джесс.
Лекс направился к нему, протягивая правую руку.
– Классный прикид! – донеслись до меня слова актера.
«Попытка не пытка», – подумала я, написав его имя на плотном кремовом конверте с приглашением. Он внимательно слушал, когда я рассказывала о клубе, и даже казался заинтересованным. Но я совершенно не рассчитывала, что он и в самом деле придет.
Нейтан стоял наверху лестницы с коктейлем в одной руке и мини-тако с рыбой в другой.
– Выходит, я был прав насчет платья? – крикнул он, перекрывая смех и болтовню.
В прошлую субботу мы облазили весь Сохо в поисках подходящего для меня наряда – такого, чтобы, как выразился Нейтан, «все сразу поняли, кто здесь соучредитель». «Но ведь я не соучредитель!» – возразила я. «Вот именно!» – ответил он.