В течение следующего часа я сижу в ванной на унитазе, чувствуя, как силиконовые воронки то втягивают, то отпускают мои соски, и слушая злобное ворчание насоса. Я думаю о няне и ее всенощном бдении в соседней комнате. О том, что Эшу с ней, похоже, очень хорошо. За всю ночь я не услышала ни единого писка, хотя стены довольно тонкие. Неужели она так и просидит до утра у плетеной колыбели, готовая подхватить его на руки и утешить, едва он откроет глаза?

Я вручаю ей бутылочку со сцеженным молоком, и тут Эш начинает ворочаться.

– Как раз вовремя! – улыбается она.

Я встаю позади и наблюдаю, как она его кормит. Знаю, что стоять над душой неприлично, но почему-то не могу отвести взгляд. В голове не смолкает тихий писк: примерно так звучит пожарная сигнализация на севших батарейках. Возможно, у меня начинается мигрень.

– Хотите сами его покормить? – мягко спрашивает она.

– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Мне надо поспать.

Прежде чем лечь в кровать, я набираю сообщение Джесс.

Можешь отменить ночную няню? Спасибо за заботу, но это не работает. Извини.

В спальне царят пустота и безмолвие. Шум в голове прекратился. Никто не сопит, никто не орет. Чем не блаженство? Ради этого стоит и потерпеть. Я стираю сообщение и закрываю глаза.

Я просыпаюсь от звука раздвигаемых занавесок и запаха тостов. Неужели я снова в больнице?

– Доброе утро, моя дорогая! – Возвышаясь надо мной, ночная няня ставит на прикроватный столик тарелку и передает мне Эша. – А вот и ваш малыш! Он прекрасно себя вел. – Эш смотрит на меня и вздыхает. Опять ты… – Ну а я тогда пойду. Увидимся вечером?

Я отвечаю не сразу. Несмотря на ночное сцеживание, я чувствую себя отдохнувшей. Должно быть, в общей сложности я проспала восемь с половиной часов. Восемь с половиной!

– Да. Спасибо!

Наконец-то ко мне вернулась энергия! Надо использовать ее на полную катушку, говорю я себе, когда няня уходит. Попробую применить все хитрости, которым она меня научила.

Я снова и снова пробую запеленать Эша, но у меня ничего не выходит – даже ролики с ютьюба не помогают. Он ерзает и дрыгает ногами, пока пеленка не сбивается в мятый бесформенный ком.

Не теряя самообладания, я ласково воркую, глажу его и качаю – на мой взгляд, в точности, как это делала няня. Однако результат опять практически нулевой. Где мне тягаться с профессионалами! Эш выгибает спину и размахивает руками, словно хочет наложить на меня заклятье, чтобы я исчезла, а на моем месте появилась она. Стоит мне взять его на руки и прижать к себе, он весь сжимается и начинает извиваться, как лобстер над кастрюлей с кипятком.

– Как вы сегодня? – спрашивает няня, когда я открываю ей вечером дверь.

– Гораздо лучше, спасибо! – отвечаю я; мне не хочется признавать поражение.

– Вот и хорошо, – говорит она и берет Эша на руки. Он сразу расслабляется. – С таким крохой главное – хорошо высыпаться. Это все меняет! Помню по себе.

– У вас есть дети?

– Дочь. Ей уже тридцать два!

– А внуки?

– Пока нет. Жду не дождусь. Ох, Эш, по-моему, тебе нужен чистый подгузник!

– Сейчас поменяю, – смущенно бормочу я.

Как можно было не заметить, что ребенок испачкал подгузник? Да что ж я за мать-то такая! Никудышная, безалаберная.

– Тяжело, когда приходится все делать самой, – сочувственно говорит няня, пока я выдергиваю из упаковки пару влажных салфеток.

Как ни странно, мои глаза вдруг наполняются слезами.

– Я ведь тоже была матерью-одиночкой, – добавляет она.

– Правда?

– Да. Хотя и не по своей воле. Так уж вышло. – Тень воспоминаний пробегает по ее лицу.

– И как вы справлялись?

– Честно говоря, с трудом. Особенно поначалу. Меня угнетала