– И от кого? – вытаращился Блум.

– Пока не знаю, будущее покажет, – туманно ответило насекомое. – Обычно оно всегда что-то показывает – всё и всем – …на-про-па-лую, – зевнула Бося. -Короче, берегите-и точка, вот и весь мой наказ.

– Ну, ничегосеньки себе! – подивился эльф. – Не видал я таких в клубах собаководства гусиного…

– Гусеничного, – обиженно поправила его Бося. – Ни во всём Тирлин Боре, и вообще – нигде на плато!

– Откуда ж она всё узнала?!? Выследила? По следам, что ли?!? Но мы больше летели, ты, то есть, летел, а я… – почесал уши гном. – Скажите, Гусеничная Босяка, то есть, Бося, мы-то вам -тебе чем сможем помочь?!?

– Это сейчас я простая гусе… ничья соба-чья…, словом, ничья! – Бося запнулась, но быстро взяла себя в руки, точнее, в лапки. – И эта беспородная собака готовится к главному превращению в своей жизни. – Выпалила девушка, краснея сквозь бесчисленные ворсинки. – И тогда мне ваша помощь очень даже сможет понадобиться… О! Вот бы это произошло в Феистом Доле! —она закатила глазки.-Ну что, берёте?

И они взяли – и «гусеничью собаку», и Великанскую Пуговицу, не спрашивая, что это за превращение за такое.

Путников стало трое: Блум, Эдвин, и гусеничная собака с кошачьим именем Бося. Конечно, она не была в полной мере собакой: точней, она не была собакой вообще; и кто знает, было ли это странное существо гусеницей? Надо сказать, что все гусеницы живут в предвкушении ГЛАВНОГО ВОЛШЕБСТВА своей жизни, – превращения в бабочку! Бося не была исключением из общего правила…, поддаваясь этому волнительному состоянию в самых неожиданных местах, и начисто забывая о своей интуитивно-дедуктивной сути.

– Вот, кажется, началось! – таинственно заявила она, прилепляясь в высокой ветке. – Будто бы запахло цветочной пыльцой с привкусом мёда. Мы, будущие бабочки, всегда чувствуем именно это.

– Лично я ничего такого не чувствую, – пожал плечами тирлин. – Но если ты точно начала превращаться, тогда, я, пожалуй, пойду, – спешно засобирался он.

– Не покидай меня, ты ж обещал, – взмолилась несчастная. – гусеницам моего вида так необходима поддержка…, чтобы кто-то был рядом. – Она закатила глазки. – Высвободить крылышко…, подать лапку….

– Убрать старую шкурку, похвалить новую шубку! – беззлобно передразнил Блум.

– Слыхал, девушка просит не оставлять её! – осёк друга Эдвин. – Ведь ты же наш будущий крылатый собрат.

– У-го-во-рили! Раз уж все вы свалились на мою бедную голову, то и деваться некуда! – сдался Блум. – Придётся торчать с вами в этой дыре, пока крылья не разродятся, то есть, пока её лапки, и т. д. и т. п. в крылья не превратятся. – Толстяк грузно осел на траву. – Ты лаять-то хоть умеешь?

– Говорила я вам уже, что даже ВЫТЬ не умею, – покраснела гусеничная. – Разве что только… НЫТЬ…., – девушка отряхнулась, распушила волосинки на тельце, сделала небольшую зарядку и… замерла. И пока ребята разводили костёр, она ушла в такую глубокую медитацию, на которую только была способна.

– Теперь никто, даже хищная птица не сможет вывести её из этого состояния, пока сама не захочет. Если, она, конечно, в него вошла, – пробормотал умный эльф.

– А если пощекотать? – поинтересовался всегда готовый к новому Блум.

– Я бы тебе этого не советовал, – сквозь сон отозвался Эдвин.

С тех пор, как Босильда оставила тщетные попытки своего превращения, прошло два дня. Она вышла из медитации, или из ступора…, или из… ещё не знаю, чего. Гусеница приуныла, и теперь медленно ползла за своими новыми друзьями. Что же касается эльфа, то он: то невысоко летел впереди, то энергично шёл наравне с Блумом. Зато бедолага, гном, которого отягощал даже собственный лишний вес, пыхтел и охал, толкая впереди «Великанскую Пуговицу».