«Темнело. Бося снова попыталась уйти в медитацию. Мы же с Блумом соорудили ночлег из валежника, и уже почти задремали, когда вдруг издали, из-за верхушек деревьев послышалось глухое клокотание. Все испугались, но я взял ситуацию под свой полный контроль…».
Из дневника Эдвина Торнслипта
– Это гигантская птица полощет горлышко перед сном, – «успокоила» всех Птера, резво высовываясь из повозки. Тут раздался очередной раскат, похожий на шум опрокидывающегося с небес океана. – А это она сплёвывает воду. – Добавила ископаемая. – Правда, забавно?
– Ничего забавного в этом, я, например, не вижу! – пробормотал Эдд, оказавшийся не таким храбрецом, как казался. – Вы и рептилии, к катаклизмам с Юрского периода приучены. Ты слыхал, Блум?!? – пробормотал Торнслипт, толкая друга в бок.
– Глухой бы, и то услышал! – ответил гном, которого тоже слегка потряхивало. – Да-аамс, на грозу не очень похоже.
– Гроза никогда не бывает похожа на себя саму, но всегда на что-то другое – что-то ужасно-страшное! – пробормотал эльф, делающий усилие, чтоб не затрястись мелким трясом.
– Когда небо темнело, – мистическим шёпотом начал Блум. – Моя тирлинская бабушка залезала на самую высокую тирлинскую ель и смотрела за тирлинский горизонт…, откуда приходили подданные …матушки-грозушки…
– По первому зову к ней прилетали её верные подданные: доздитьки и тутьки, – смешно просюсюкала Птера.
– Что за чушь, – неуверенно возразил Эдвин. – Это сказки для мелких!
– Правда-правда! – с готовностью подтвердил Блум. – Хоть и кривляется, а угадала: несколько туч и дождиков сразу же вылетают туда, куда укажет матушка-грозушка!
– Одни везут стрелы молний, другие… тащат удары грома, – эльф попытался рассмеяться, но в это время раскат, превосходящий все предыдущие, сотряс верхушки деревьев. Ветер усилился. – Надо бежать! – констатировал он.
– Не дрейф! Лезь-ка на ель, сам увидишь! – то ли приказал, то ли пошутил гном.
– Я?! – Эдд собирался признаться другу, что все в мире эльфы боятся грозы, и что кроме неё он больше ничего не боится, когда яркая молния расколола соседнее дерево. – Хватаем Боську, и делаем ноги! – не своим голосом закричал Торнслипт.
– Ты ж не верил! – подначивал Блум.
Тут гусеница, наконец-то, проснулась и подняла мохнатую голову:
– Что за шум! Не дают на главном сосредоточиться! – она потрясла собачьими ушками и невозмутимо изрекла. – Видно, не время для Волшебного Превращения!
И, правда, худшее время для превращения было трудно себе представить!
«Наконец, мы оказалась в сухом, и, главное, безопасном месте, напоминающем небольшое деревце на холме, и я, наконец, смог расспросить Блума, что же, всё-таки, делала его бабушка, чтобы остановить грозу…»
Из дневника Эдвина Торнслипта
Почесав ухо, смахивающее на цветок одуванчика, он ответил:
– Она считала, что лучшее средство, – не попадать под неё! Но если уж вы попали, то самое древнее противогрозовое устройство, – обыкновенный зонт! Тогда гроза, скорее всего, не случится, а если случилась, то скоро закончится! – Он на минутку задумался. – Но разве я говорил, что бабушка лезла на ель, чтобы остановить грозу?!?
– Что же ещё она там делала, в таком случае? – недоумевал Эдвин.
– Повторяю: там она встречала грозу, вырабатывала противотучную тактику, да и просто… тренировалась! Все тирлинские бабушки прекрасные елелазы!
«Мы и не догадывались, что „безопасным местом“ оказались чьи-то ветвистые рога, обладатель которых мирно себе посапывал».
Из дневника Эдвина Торнслипта
Гусеница смотрела в глубокий и тёмный, как ночь, «океан», пока её не смыло тёплой, и отчего-то сухой волной.