Типаж Екатерина Николаева

Родился в Москве в 1974 году.

Образование:

–Московский пограничный институт ФСБ РФ;

–РАНХиГС при Президенте РФ;

–Дипломатическая академия МИД РФ;

–Школа радио и телевидения «На Шаболовке»;

–Курсы переподготовки офицерского состава Михайловской военной артиллерийской академии (г. Луга, 2023 г.).

Кандидат психологических наук. Автор ряда публикаций по акмеологии. Участник V Международной научно-практической конференции психологов в Москве.

С 2003 года работал в службе безопасности крупного торгового холдинга, представитель холдинга в Воронежской, Ростовской областях, Краснодарском крае и Москве. В 2008 году поменял направление профессиональной деятельности и перешёл на работу в сферу управления элитной недвижимости и недвижимости класса De Luxe. Дважды (в 2013 и 2014 гг.) объекты недвижимости под его управлением становились лауреатами Ежегодной международной премии за достижения в индустрии роскоши «LUXURY Lifestyle AWARDS», в 2015 году –  «INTERNATIONAL PROPERTY AWARDS».

Публиковался в интернет-изданиях Москвы и Московской области.

Родился в Риге. Учился в Латвийском университете. Участвовал в еврейском национальном движении, являлся одним из руководителей нелегального литературно-художественного семинара «Рижские чтения по иудаике». В Израиле – с 1988 года. Поэт, переводчик, писатель и публицист. Член Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного союза писателей Иерусалима, Международной гильдии писателей (Германия), Интернационального Союза писателей (Москва), Союза писателей XXI века (Москва), литературного объединения «Столица» (Иерусалим).

Автор шести книг поэтических переводов, а также романов «Сертификат» и «Долина костей», вошедших в дилогию «Дыхание жизни».

Лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова, премии «Русское литературное слово», номинант на премию Российской гильдии перевода.

(отрывок из романа «Рог Мессии», книга четвёртая)

C трудом лавируя между глубокими лужами, оставленными недавним проливным дождём, Михаэль шёл, прихрамывая, по немощёной, застроенной деревенскими домами улице. Улица находилась на окраине Вологды. Той самой Вологды, куда мечтала вернуться вместе с ним после войны Клава. Но Клава исчезла в кошмаре окружения и гибели, растворилась в волховских болотах, а война была в самом разгаре. Михаэль помнил, что в городе оставалась мачеха Клавы. Её-то он и пытался разыскать.

В Вологде Михаэль провёл четыре месяца. Санитарный поезд, доставивший его в вологодский госпиталь, он помнил плохо: то и дело терял сознание. А когда приходил в себя, появлялась откуда-то Клава. Вытирала пот, ладонью проводила по горячему лбу.

– Клава! Клава! – кричал Михаэль. На самом деле это был едва слышный шёпот.

– Клаву свою зовёт, – сказала молодая санитарка.

– Видать, гангрена в ноге начинается, – ответила другая. – Доктора хотят прямо здесь, в поезде резать, а то поздно будет.

Нога Михаэля была в опасности, но он об этом не знал. Его готовили к ампутации, когда подошедший начальник поезда, хоть и носивший знаки различия майора медицинской службы, но так и не избавившийся от гражданских привычек, поинтересовался:

– Сколько ему лет, коллеги?

– Неполных двадцать.

Начальник нервно теребил завязки халата.

– Пока подождём. На мою ответственность. Пусть в госпитале решают.

В госпитале картина повторилась. Михаэль уже находился в операционной, но хирург, осмотрев ногу, почему-то покосился на приготовленную пилу и, ничего не объясняя, скомандовал:

– Обратно в палату!

Затуманенное сознание Михаэля с трудом воспринимало происходящее, и в этом состояло его счастье. Ногу спасли, и он с большим опозданием понял, какой беды ему посчастливилось избежать. И только потому, что опытный врач на операционном конвейере задержал на нём взгляд. Но Михаэля не демобилизовали. Снова, как и после предыдущего ранения, его признали годным к нестроевой. В военкомате, куда Михаэль явился после медкомиссии, он получил предписание. Местом новой службы военного переводчика Михаила Гольдштейна должен был стать отдел контрразведки Ленинградского фронта – Смерш.

Такого Михаэль не ожидал. В новых документах, полученных после того, как с него сняли клеймо власовца, не говорилось ни слова о том, что их хозяин владеет немецким. Понимая, что о нём позаботился человек, хорошо с ним знакомый, и теряясь в догадках, Михаэль откозырял:

– Разрешите идти, товарищ капитан?

– Иди, иди, лейтенант, счастливой дороги, – машинально, по-граждански ответил военком. Его занимала какая-то мысль. – Нет, постой! Ведь это ты Михаил Гольдштейн? Так?

– Так точно!

– Тогда это для тебя, – произнёс, открывая несгораемый ящик военком. – Получай!

Из военкомата Михаэль вышел с орденом Красной Звезды на груди и письмом в руке. Награждён он был за январские бои. Только Михаэль не знал и знать не мог, что представили его к более высокой награде, но командир дивизии, даже не прочитав текст и задержавшись на фамилии, внёс поправку:

– А еврею и Звезды хватит.

С этой Звездой, которую военком лично прикрепил к его гимнастёрке, Михаэль пробирался по улицам пригорода, боясь увязнуть в ещё не подсохшей грязи. Письмо, прочитанное несколько раз, лежало в кармане и являлось большей ценностью, чем заслуженный боевой орден. Неожиданно давший знать о себе Юрис Вецгайлис сообщал Михаэлю, что по имеющейся информации, его отец и сестра находятся в партизанском отряде «За Советскую Латвию».

Послание было немногословным и, хотя содержало радостное известие, оставляло тревожное чувство. Отец и Лия нашлись и живы, а мама?! Почему про неё ни слова?! Но о плохом не хотелось думать, и Михаэль сумел убедить себя, что Юрис либо забыл упомянуть, либо у него недостаточно информации. «Главное, – решил Михаэль, – благодаря Юрису появился шанс установить связь с родными. Отправить письмо или хотя бы сообщение». Ни о чём подобном он и мечтать не мог.

Несмотря на все предосторожности, многострадальная нога всё-таки увязла. Пытаясь вытащить её, Михаэль охнул от боли. С противоположной стороны улицы послышался женский голос: