– Готово, – прервала мои размышления Элен.

В зеркале отражалось милейшее создание. Невинность и женственность сквозили во всём образе: от изгибов талии до лёгкости в причёске – я была одновременно и серьёзной, и утончённо соблазнительной.

Девушки оказались настоящими искусницами-мастерицами. Салоны красоты устроили бы бой за таких сотрудниц.

– Пора,  – сказал папенька, вошедший как всегда без стука.  – А  ты хороша!  – оценил он меня.  – Герцог будет счастлив такому сладкому плоду, – и он лукаво и некрасиво ухмыльнулся.

– Поспешим,  – поторопил он, подставив локоть для опоры.

Весь путь от комнаты до зала торжеств мы прошли молча. Убранство этого зала восхищало взор: канделябры, камины, зеркала и  стекла, фасадные окна, отражающиеся в  зеркалах. Зал был чрезмерно помпезен. Мне хотелось убрать из него все кричащие атрибуты мебели, добавить света и простоты.

Священник стоял в конце зала, а рядом с ним – мой будущий муж. Дорожка между скамьями: я в белом подвенечном платье, под руку с отцом, а в конце этого пути – любимый, красивый, надёжный жених. Не свадьба, а мечта…

Вот только всё немного иначе: я здесь не я, а отец – вернее, папенька – тоже не мой, а жених хоть и настоящий, но тоже не мой.

Мы дошли до конца прохода, и  папенька передал меня в руки жениха. Я не сводила с него глаз, а он на меня даже не смотрел. Священник что-то говорил, что-то спрашивал, я даже что-то ответила, но всё это время продолжала смотреть на него. Кажется, что я, как и та девушка, в чьём теле я оказалась, влюбилась в этого мужчину. Священник закончил говорить, и  мой теперь уже муж прикоснулся губами к моей дрожащей руке.

Как и  венчание, свадебный ужин также прошёл мимо меня. Я казалась себе глупой, юной, влюблённой дурочкой. Герцог встал из-за стола, остановив всех, кто последовал его примеру.

– Господа, дамы, – обратился он к гостям в зале, – нам с дражайшей супругой пора уезжать. Дела государственной важности не дадут нам пробыть с вами до конца этого вечера, но вы обязаны остаться и выпить за наш счастливый брак и наше здоровье.

После чего он помог мне подняться, и в этот момент моё тело перестало слушаться окончательно. Что-то происходило со мной! Я была обессилена, словно безвольная кукла: ходила, говорила – делала всё, что от меня хотели, но по ощущениям как будто не жила, а наблюдала за происходящим со стороны.

Супруг помог мне сесть в экипаж. Я смотрела из кареты на окно своей комнаты и внутри себя кричала от бессилия, потому что усну сегодня не в той постели, в которой проснусь завтра.

Мы отъехали на достаточное расстояние, когда герцог протянул ко мне руку и снял белую кружевную фату с гребнем, который держал эту красоту.

– Хоть и папенька Ваш советовал оставить гребень при Вас, чтобы вы были послушны и  не наделали глупостей, я не могу дальше наблюдать Вашу глупую улыбку, это выше моих сил. Между нами всё равно ничего быть не может, поэтому это не понадобится, – он отвернулся и спрятал гребень в карман.

Меня как будто ток прошиб  – так было здорово ощущать себя живой.

Что всё это значит? Почему я  ничего не чувствовала, кроме собачьего желания целовать ноги своего хозяина. Подстраховался папенька, подстраховался.

Вот уж никогда не думала, что моё замужество будет таким печальным.

Дорога до замка герцога заняла не больше пары часов, а  это значит, что он жил где-то рядом с  родительским домом. Вся дорога прошла в молчании.

Герцогский замок представлял собой массивное сооружение, больше напоминающее город-крепость. Размах и величие, вышколенные слуги, стражи, какие-то вельможи, разные господа и дамы с оголёнными декольте.