– Какими друзьями?

– Генка, Лена и Катя!

Мама уехала из деревни очень давно и приезжала только на лето, да и то не каждый раз, потому что жили они очень далеко, дальше всех остальных родственников, – неудивительно, что о многом и о многих она не знала.

– Какие еще Генка, Лена и Катя? – спросила мама.

Бабушка сидела за столом и что-то лепила из теста.

– Матвеевские ребятишки, – сказала она, вытирая перепачканные в муке руки. – А Катька – Васькина внучка.

– Дяди Васи? – переспросила мама.

– А кого ж еще? Он у нас один.

– Так я их видала, наверно, детей-то.

– Да уж, поди, видала, – усмехнулась бабушка. – Окромя них, и нет больше детей-то. Подходящего возраста. – Она с улыбкой глянула на Тима. – Другие-то – кто постарше, кто совсем сопля. Значит, и познакомился. Ну и хорошо.

– Погоди-ка, – сказала мама, – Матвеевские? Это не Володькины?

– Они самые.

– Ух, ты! Так они же совсем маленькие! Погодки, кажется! Ах, ну да!

– Вот то-то и оно! – Покачала головой бабушка. – Чаще надо бывать.

– Эх, если бы получалось, – вздохнула мама.

Тим еще кое-что помнил про свой прошлый приезд с мамой – правда, все больше урывками, например, как он учился плавать, или игры со своими сестрами и братьями, – это было два года назад, и он тогда только собирался пойти в первый класс. А уж дальше в памяти все и вовсе было смутным. Просто солнечные и теплые летние фрагменты.

Мама посмотрела на Тима.

– Понимаешь, Тимочка, я с их отцом в школе училась. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Надо бы в гости сходить.

Тим попытался уложить это в голове, но, несмотря на все свое богатое воображение, получалось не очень. Он как-то не мог представить маму маленькой.

– Голодный, поди? – спросила бабушка.

Ароматные запахи от печки и вправду вызывали у Тима бурчание в животе.

– Потерпит до ужина, гуляка, – строго сказала мама. – Скоро уже.

– Потому он у тебя и не растет, – качнула головой бабушка.

«Я расту!» – хотел возразить Тим. Он даже немного обиделся и решил ни за что не признаваться, что голоден.

– Иди молочка попей, – сказала бабушка. – С пирожком.

– Вот зачем аппетит перебивать? – притворно нахмурилась мама.

– Не перебьется.

А Тим уже резво бежал к столу.

Вечером мама сидела на крыльце их добротного бревенчатого дома и лузгала семечки в ожидании Зорьки. Тим подсел рядышком. Мама протянула руку и взъерошила его темно-каштановые вихры.

– Постричь тебя надо. Совсем оброс.

Тим недовольно повел плечами. Угасающий свет падал длинными, косыми лучами; обращенное к ручью и лесу крыльцо и вовсе было уже в тени. Но свет еще золотился на крышах бани и сарая и в кронах высоких деревьев вдалеке.

Мама улыбнулась.

– Расскажи о своих новых друзьях.

– Друзья как друзья, – сказал Тим.

Теперь мама легко рассмеялась в голос.

– А девочки как тебе?

– Обычные девчонки! – насупился Тим.

– Ладно-ладно! – сдалась мама. – Не заводись! Друзья – это хорошо. Скучно не будет.

Неожиданно Тим подумал, что у самой мамы в деревне нет никого из друзей, с кем можно было бы проводить время. Ожидалось, конечно, что приедут еще родственники – мамины старшие сестры и братья с детьми, и тогда в доме станет по-настоящему весело, но когда еще это будет. Где-нибудь ближе к маминому дню рождения, а он еще не скоро. Неужели маме тоже одиноко? Захотелось утешить ее, сказать, чтобы она не грустила, ведь у нее есть Тим, а еще бабушка и дедушка – разве с ними можно заскучать?

– А ты калитку открыл? – спросила мама.

Тим не помнил, хотя это была его обязанность: каждый вечер открывать калитку для Зорьки – их единственной тихой и задумчивой рыжей коровы.

Во дворе у них, ограниченном с одной стороны высоким забором пилорамы, было три калитки: одна вела в огород, другая в сторону Ближней плотины, а третья как раз-таки выводила на широкое поле и на «грейдер» вдалеке – ее и надо было открыть. Правда там, под окнами дома, был еще небольшой палисадник со своей калиткой, получается, четвертой.