– С самого её рождения я дарю ей что-то особенное в этот день. – тихо говорит Лютаев. – Будь то белый плюшевый медвежонок, коллекционная барби, фарфоровая кукла, раритетная коляска… Моя дочка росла, но я неизменно дарил ей что-то такое, чтобы спустя десятки лет она могла взглянуть на подарок и сказать: «А эту игрушку-безделушка папа подарил, когда мне исполнилось десять лет!». Никогда не забывал подобрать подарок заблаговременно, а тут… закрутился, словом.

– Вы что, боитесь, что она… забудет про вас? – вырывается у меня. – Вы же понимаете, что это просто невозможно? Милка любит вас очень сильно, постоянно болтает про вас. Я хочу сказать, что она действительно привязана к вам и такая связь не заканчивается по щелчку пальцев. Когда вы прилетели, чтобы сделать ей сюрприз, она поначалу, конечно, смутилась, но было видно, как она рада вашему приезду.

– Ты очень хорошая подруга, Аглая. – решает перевести тему Илья Александрович. – Не буду скрывать, я много слышал о тебе от дочери, но даже помыслить не мог, что ты такая…

«Какая?» – хочется спросить мне, но я не решаюсь.

– Смотри, кажется, этот небольшой магазинчик тоже ювелирная лавка. Судя по названию, не сетевой. Давай зайдём, может, найдётся чего стоящее.

Я уже не верю в успех сего предприятия: очередная лавка с побрякушками, которые Лютаев просканирует своим ледяным взглядом и отсеет, как ненужный хлам. Да и боль в желудке медленно, но верно, разгорается болезненным пеклом. Но едва я переступаю невысокий порог, как прямо мне в глаза бросается браслет: довольно широкий, собранный из десятков тонких аккуратных переплетений цепочек, усыпанных едва заметными блестящими камушками. Я застываю, глядя на этот браслет, и Лютаев застывает рядом.

– Здравствуйте! Давайте я покажу вам его поближе? – консультант подходит к нам и выставляет подставку с украшением на витрину. – Девятнадцать нитей плетения «восьмёрка», девятнадцать бриллиантов весом в 0,5 карат…

– Красивая безделушка, да, Аглая? – спрашивает Илья Александрович. Я только киваю. Завораживающее своим мерцающим блеском украшение слишком нравится мне, но совершенно не во вкусе Милены. Но получит его она. Никому и в голову не придёт дарить Глашке хотя бы тоненький браслет в одну нить, не говоря уже об этаком великолепии. Но я не завидую подруге, вовсе нет.

– Моей дочери исполняется двадцать, – говорит между тем мой спутник консультанту. – И я хочу подобрать ей незабываемый подарок.

– Разве вам не понравился этот браслет? – кокетливо склоняется над витриной консультант, сверкая яркой помадой и глубоким – в рамках приличий – декольте своей белой рубашечки. – Вашей девочке он явно приглянулся. Да, милая?

Лютаев мельком смотрит на меня.

– Это не моя дочь. – говорит сухо. В глазах – непрошибаемая стена льда. Мужчина подходит ближе. Становится за моей спиной. Ненавязчиво касается пальцами моей талии. – Но мы с удовольствием посмотрим, что ещё вы можете нам предложить.

К чести консультанта, она ни единым мускулом не показывает замешательства, которое испытываю я сама в этот момент.

Вот это лютаевское поведение что значит? Не решил ли он с моей помощью отстоять свои честь и достоинство перед женщиной, которая явно не прочь осчастливить его хотя бы на часок?

Пока она выставляет на толстое стекло перед нами всяческие украшения, я закрываю глаза. Горячее дыхание мужчины гуляет между колечками волос, расползаясь от моей макушки по всей голове. Его пальцы подрагивают, соприкасаясь с моим телом. Время застывает и тянется словно сахарная нуга. Слишком сладко. Нереально.

Я чувствую, что прямо в это мгновение между нами происходит…