Change I may, but I pass not.
Hitherto all things fast abide,
And anchored in the tempest ride.
Trenchant time behoves to hurry
All to yean and all to bury:
All the forms are fugitive,
But the substances survive.
+
Ну, ясно, занавес взлетит,
Земли властитель удивит;
Но, увы, он не летит,
Природа в полной неудаче,
Считай, на грани плача”.
Увы! Полнейший ты банкрот,
Что Природа признаёт.
Ложись, тень вовсе не плоха,
Да исцели плоды греха.
В толпе ты, вижу, одинок,
С тобой пребуду я, дружок.
Брось друзей, даст смерть покой,
Их общим памятником скрой;
Пусть небосвод, в сиянье тих,
Отметит похороны их,
Пусть пчёл гуденье, треск жучков
Заменит звон колоколов.
Оставь товары, цепь обуз,
Брось церкви, подаяний груз,
Оставь свою павлинью спесь,
Ума простого хватит здесь:
Им жив поток, в нём ветер весь;
Педанта знанья не жалей,
Бог скрыл весь мир в душе твоей.
Страсть к мудрецам не пристаёт,
Кто всё отверг, тем всё даёт.
Приходит дождь, коль ветром зван,
Река находит к морю путь,
Какой без лоцмана ей дан,
Раздав всем странам блага чуть;
В злой пене хочется морям
Подняться к тучам и ветрам;
Тень точно метит мяча полёт,
И финик с пальмы не упадёт;
А ты – сожги страничек дрянь —
Умней пророков мудрых стань.
Бродил ты лесом часто зря,
В ум поиск певуна беря;
Так не ищи: отшельник впредь
Сам прилетит и станет петь.
Слушай опять!
О простом я хочу сказать.
Дольше многих здесь жизнь веду,
Изменюсь, но не уйду.
До сих пор выношу́ тьму бед,
И буря не свалит, нет.
Веку гонку бы устроить:
Всех родить, всех упокоить;
Разных форм недолог бег,
Но материя навек.
+
Ever fresh the broad creation,
A divine improvisation,
From the heart of God proceeds,
A single will, a million deeds.
Once slept the world an egg of stone,
And pulse, and sound, and light was none;
And God said, “Throb!” and there was motion
And the vast mass became vast ocean.
Onward and on, the eternal Pan,
Who layeth the world’s incessant plan,
Halteth never in one shape,
But forever doth escape,
Like wave or flame, into new forms
Of gem, and air, of plants, and worms.
I, that to-day am a pine,
Yesterday was a bundle of grass.
He is free and libertine,
Pouring of his power the wine
To every age, to every race;
Unto every race and age
He emptieth the beverage;
Unto each, and unto all,
Maker and original.
The world is the ring of his spells,
And the play of his miracles.
As he giveth to all to drink,
Thus or thus they are and think.
With one drop sheds form and feature;
With the next a special nature;
The third adds heat’s indulgent spark;
The fourth gives light which eats the dark;
Into the fifth himself he flings,
And conscious Law is King of kings100.
As the bee through the garden ranges,
From world to world the godhead changes;
As the sheep go feeding in the waste,
From form to form He maketh haste;
This vault which glows immense with light
Is the inn where he lodges for a night.
What recks such Traveller if the bowers
Which bloom and fade like meadow flowers
A bunch of fragrant lilies be,
Or the stars of eternity?
Alike to him the better, the worse, —
The glowing angel, the outcast corse.
Thou metest him by centuries,
And lo! he passes like the breeze;
Thou seek’st in globe and galaxy,
He hides in pure transparency;
Thou askest in fountains and in fires,
He is the essence that inquires.
He is the axis of the star;
+
Вечно свеж поток новаций,
Го́спода импровизаций:
Божий дух создать сумел
Единой волей уйму дел.
Мир спал яйцом из камня, тих,
Чувств, света, звуков никаких;
Бог рек: “Встряхнись!”, в движенье странном
Та масса стала океаном.
А дальше вновь извечный Пан>101,
Мешаясь в сотворенья план,
Меняя образ без труда,