– Она, наверное, издевается. – Смотря на часы, я нервно кусал губу. Специально дождусь только для того, чтобы в глаза ее лживые посмотреть. Терпеть не могу опозданий.

С одной стороны, может показаться, что я достаточно суров и принципиален, но это далеко не так, а точнее, совсем не так. Я настолько боялся, что она не придет, что мысли покинуть назначенное место отсутствовали напрочь. Я злился, но стоял и ждал. И лишь глаза мои бегали по сторонам в поисках знакомого и такого желанного силуэта. Я помню, как совсем маленьким так же стоял на холодной улице, смотрел куда-то в пустоту и медленно, но очень отчетливо произносил эти слова:

«Что ж, наверное, она права, ты ее больше достоин». Боже, сколько страданий вынес тогда этот маленький человек, сколько мук и боли ему пришлось пережить. Я до сих пор никак не возьму в толк, почему же тогда этот совсем еще ребенок не сказал никому даже словечка. Почему же не пришел, к примеру, к маме или папе и не выговорился им? На этот вопрос, пожалуй, нет ответа и сейчас, но то, что шрам остался на всю последующую жизнь, это факт. Так и спустя годы – стоишь, ждешь, а внутри тревога: «А вдруг кинет? Вдруг не придет?

Вдруг сейчас скажет, что я ей не нужен?» В этом месте любой психолог сказал бы, что тут налицо психотравма – перенесенная в детстве и плотно засевшая занозой где-то в районе груди, она путешествует с нашим героем по жизни. Конечно же это так. Но и что от этого? Я даже не пытаюсь ее вытащить. Мне кажется, она вросла в меня еще одним дополнительным ребром и теперь является частью моего скелета. Что там лечит время, я не знаю, скорее всего, понос и желтуху, но вот душевную боль изгнать, наверное, сможет только экзорцист.

– Гришенька, пончик мой, прости, родненький, ну ты же понимаешь, что я спешила как могла? – пролепетала своим тоненьким голосочком, назовем ее условно, Жоржетта. – Я безумно устала и очень, ну просто очень хочу есть. Ты же не злишься, правда?

Да пошла ты в жопу! Ты чего думаешь, я тебе мальчик на побегушках? Мне что, заняться нечем, как тебя овцу тут по полтора часа дожидаться? А? Да в рот мне ноги, чтоб я еще раз на тебя повелся? Ищи дурака, я тут так просто тебя дождаться хотел, чтоб в рожу твою наглую плюнуть. Что? Не бросать тебя? Ты вообще в своем уме, ты думаешь, я за такое динамо на руках тебя носить буду?

– Да, конечно, не злюсь. Что же я, не человек? Не понимаю, что ли. У всех бывает. Куда кушать-то пойдем? Может, итальянского чего-нибудь?

– Гриш, ты самый лучший!

– Я знаю. Только давай в следующий раз ты не будешь опаздывать, а то я бы приехал позже и не тратил бы свое время. Договорились?

– Ага, Гринь. А сколько ты зарабатываешь?

– Ты сейчас слышала, что я тебе сказал?

– Конечно. Я что, дура? Ты можешь приехать и позже, я тебя услышала.

В тот вечер все закончилось оральным сексом в туалете одного из кафетериев. Жоржетту я видел после всего однажды, она выходила из туалета с каким-то корейцем. Интересно, чем же заинтересовала ее его корейская морковка? Ай, ладно. Я все-таки хочу сказать, что внешне я никогда не показывал своего страха. Я как будто надевал пуленепробиваемый жилет, и любые стрелы с треском гнулись о мою оборону. Но все же где-то в глубине души нарывала тупой болью заноза из обид и предательств. Скорее, предательства. Тогда мне было девять лет, я стоял на морозе и плакал, искренне убежденный в том, что мои чувства растоптал самый дорогой и желанный человек на свете. Но, фак, она же мне ничего не обещала. Все эти воздушные замки построил не кто иной, как я сам. Этакий Данила-мастер с каменным цветком и кирпичной рожей. Признаться честно, мне глубоко наплевать на это открытие, потому как с врожденным эгоцентризмом это, как минимум, странно. Разве она не должна была догадаться о том, что я всей душой пылаю к ней? Как же так? Разве мир не крутится вокруг моей боли? Где же долгожданное сострадание, о небо? Нет? Я не царь? Ну что ж, на нет, как говорится, и суда нет, тем паче что история на этом не заканчивается, а скорее, как раз наоборот, только набирает разгон.