«Сессия через пять минут, Алекс». Голос его ассистента, Лены, прозвучал из встроенного динамика, лишенный эмоций, как и все здесь. «Клиентка уже на пороге. Стадия принятия, но с элементами агрессии. Стандартный протокол успокоения применен».

«Спасибо, Лена. Готовьте интерфейс. Уровень погружения – Альфа-7. Фокус на период 2015-2023. Ключевые маркеры: алкоголь, насилие, долги, унижение. Целевой результат: теплые семейные сцены, чувство надежности, легкая грусть по ушедшему «хорошему отцу»». Алекс произнес это механически, отточенной фразой, которую повторял сотни раз. Он повернулся от окна. Его отражение в темном стекле было размытым, как воспоминание, которое вот-вот перестанет существовать. Высокий, чуть сутулый, темные волосы, собранные в небрежный хвост, лицо с резкими чертами, отмеченное усталостью и той особой, ледяной отстраненностью, которая была профессиональным щитом лучших Кураторов Архива. Щитом, за которым пряталось что-то еще. Что-то старое и ноющее.

Он подошел к Кураторскому Креслу – массивному, эргономичному монолиту из черного композита, окруженному полукругом голографических проекторов и сенсорных панелей. Надел легкий шлем-интерфейс, почувствовав привычный холодок металла на висках. Пальцы привычно пробежали по панели, активируя системы. Воздух загудел чуть громче. Проекторы ожили, заливая пространство перед ним мягким, нейтральным светом. Появились базовые биометрические показатели клиентки – Светлана Петрова, 22 года. Отец – Олег Петров, 58 лет. Причина смерти: цирроз печени. Официальная причина. Алекс знал из предсессионного брифа, что старик скончался в луже собственной рвоты после трехдневного запоя, разбив по дороге в туалет голову о косяк двери. Не героическая кончина. Не та, которую дочь захочет помнить. И за которую она заплатила немалые кредиты Архиву, чтобы не помнить.

Дверь бесшумно открылась. Вошла Светлана. Худенькая, бледная, с красными, опухшими от слез глазами, но теперь – под действием Архивных седативов – неестественно спокойная. Она села в кресло напротив Алекса, её движения были чуть замедленными, как у сомнамбулы.

«Г-господин Вейн?» – её голос дрожал, несмотря на химию.

«Светлана. Садитесь, пожалуйста. Комфортно?» Алекс включил профессионально-сострадательный тон. Маска. Часть ритуала. «Сегодня мы поможем вам сохранить самое важное – светлую память об отце. То, что делает его присутствие в Архиве утешением, а не болью».

Девушка кивнула, сжимая в руках небольшой бумажный конверт. «Я… я принесла фотографии. Вот он, в парке, со мной маленькой… И вот на моем выпускном… Он так гордился…» Она протянула конверт. Алекс взял его, не глядя. Эти фото станут якорями, точками кристаллизации для новой, чистой версии Олега Петрова в Архиве. Фальшивки, сотканные из обрывков реальности и искусственного тепла.

«Отлично. Это очень поможет. Теперь, для погружения, вам нужно надеть сенсоры». Лена подала тонкую сетку с электродами. Светлана послушно надела её на голову поверх своих волос. Её глаза были широко открыты, полные немого вопроса и надежды. Надежды на красивую ложь.

Алекс надел свои сенсоры – более сложные, подключаемые непосредственно к шлему. «Начинаем. Пожалуйста, расслабьтесь. Думайте о хороших моментах. О парке. О выпускном». Его пальцы вновь заскользили по панели. «Инициирую связь. Погружение через 3… 2… 1…»

Мир вокруг Алекса растворился. Он больше не сидел в кресле. Он плыл. Не в физическом пространстве, а в океане чужого сознания, в текучей, нестабильной среде памяти Светланы Петровой. Вокруг него проносились обрывки образов, звуков, запахов: школьный звонок, запах пирожков, который пекла бабушка, смех подруги, холодный ветер в лицо… Хаос. Прекрасный, живой хаос неотсортированного опыта.