Домой я вернулась нескоро, уставшая и наплакавшаяся вволю. Чтобы не попадаться на глаза консьержкам, прошла через паркинг.

Дома включила телефон. Аркадий мне не звонил. В неотвеченных его входящего не было. Вообще никаких звонков не было. Это было одновременно хорошо и плохо. Хорошо, что высказать мне он ничего не захотел, и плохо, что я окончательно потеряла ещё одного друга, сделав ему невыносимо больно. «Что ж за ужасная планида такая у меня?!» – сидя на банкетке в коридоре, вновь задалась я риторическим вопросом, на который или не было ответа, или он был столь очевиден, что видеть я его в упор не хотела.

Кот вспрыгнул на мои колени, потерся лбом о щеку, утешая и попутно сообщая, что всё в жизни проходяще, пройдёт и это.

– Ты прав! – сказала я ему и, отбросив эмоции, решительно встала и пошла принимать душ.

Постояв под душем, я немного успокоилась. Потом легла в кровать, но сон не приходил. Мысли постоянно крутились вокруг ссоры с мамой. С Аркадием ясно, он забудет про меня, скорее всего, как и Нелли вычеркнет из своей жизни и вспоминать больше не будет. А вот ссора с мамой для меня более проблемна. С мамой я связана обязательствами и долгами, несмотря на то, что нет между нами духовной близости, и не понимаем мы друг друга катастрофично.

Откуда-то из детства навалились воспоминания, как мы с ней не слышали и не понимали друг друга с самого начала.

Мне шесть, и папа на день рождение подарил мне двухколесный велосипед, я быстро научилась на нем ездить, и он стал моим верным другом в деревне, где я проводила лето. Всё было замечательно пока однажды я не оставила его недалеко от нашей калитки, а сама не увлеклась наблюдением за толстым жуком, который что-то копал рядом с кустом репейника на лужайке.

Когда я так увлекалась, я, можно сказать, выпадала из реальности, и когда жук уполз, а я вынырнула из состояния наблюдения за ним, оказалось, что велосипеда моего за спиной у меня нет. Я перепугалась, бросилась в одну сторону, в другую, никого и нигде… лишь одноногий сосед на костылях в конце сельской дорожки у ворот курит. Я его всегда побаивалась. Грубый он был и часто пьяный, но тут, пересилив страх, я подбежала к нему и, плача, рассказала, что у меня пропал велосипед, после чего спросила, не видел ли он его. Сосед неприязненно хмыкнул:

– Мне-то он зачем? На велосипеде с одной ногой не поездишь.

– Не Вам, может Вы видели, кто взял?

– Нет, не видел. Я вообще не видел, что у тебя велосипед был, – раздраженно буркнул он, и, отвернувшись от меня, медленно на костылях поковылял в сторону своего дома.

Я проводила его взглядом, потом побрела домой, а там оказалось, что к маме приехала её подруга Вера Борисовна, которая выслушав вместе с мамой моё слезное признание о пропаже велосипеда, накинулась на меня с упрёками, что за вещами своими надо следить, не сидеть раззявой и не оставлять без присмотра дорогие вещи.

Она долго учила меня уму-разуму, несколько раз повторив, что наказала я себя сама, оставив без велосипеда, и другой мне покупать никто не будет. А когда я согласно проронила, что всё понимаю, и другой мне не нужен, я согласна обходиться без велосипеда, смягчившись, торжественно объявила мне, что обходиться не надо. Мой велосипед стоит у нас в сарае, это она его взяла, чтобы научить меня беречь вещи, и она очень надеется, что урок я усвоила хорошо и больше такой разиней не буду.

На это я ей сказала, что в таком случае, она воровка, потому что брать чужие вещи без разрешения это воровство, каким бы это мотивом не оправдывалось, и мне этот велосипед от неё больше не нужен, украла, пусть оставляет себе, раз захотела это сделать.