Я ожидала, что моя мама тоже осудит этот её такой ужасный на мой взгляд поступок, но она к моему удивлению встала на сторону подруги, и начала на меня ругаться, что нельзя такие слова взрослым говорить, что я её позорю, что некультурная, что вместо "спасибо за науку" обвиняю её подругу чёрти в чём, что я бестолковая, и ничего не понимаю, что мала ещё взрослых хоть чему-то учить.

Я обиделась страшно и пообещала им обеим, что больше к велосипеду не прикоснусь, а они обе пусть делают с ним, что хотят, забрали у меня мой подарок за неправильное с ним поведение, теперь пусть пользуются сами.

Вера Борисовна стала кричать, что наподдать мне надо за такие слова, мама стала плакать, и говорить, что я рву ей сердце своим безобразным поведением, и я убежала в свою комнатку.

С мамой я помирилась на следующее утро, извинившись, что так расстроила её, но к велосипеду с тех пор не прикасалась весь летний сезон, лишь на следующий, после обстоятельного разговора с отцом, который сказал мне, что не стоит из-за поступка глупой женщины обижать его и игнорировать его подарок, что поступать с велосипедом я могу, как угодно, и никто требовать наблюдать за ним от меня не будет, я стала снова ездить на своём двухколесном друге. Причем специально оставляла его везде: у магазина прямо на дороге, на краю оврага, где собирала цветы, на берегу речки, пока купалась. Никто его больше не крал у меня, хотя отсутствовала я подолгу. Велосипед потом, когда я выросла, подарили внуку хозяйки, у которой мы снимали домик в деревне.

Так что с мамой у меня взаимопонимание не складывалось с самого детства. По разному мы с ней оцениваем все происходящие события.

На следующий день, когда я приехала в больницу забирать Димку, Аркадия не было. Старшая медсестра сообщила мне, что он взял выходной, мужа моего выпишет дежурный врач, а если у меня есть какие-то вопросы, я могу Аркадию Львовичу позвонить на мобильный.

Звонить я не стала, скорее всего, мой номер Аркадий внёс в чёрный список, не мог не внести. Глупо ждать, что ему когда-то захочется разговаривать с тем, кто в ответ на всё хорошее сделал так больно.

Уже к обеду я перевезла Димку домой и после недолгих его охов и ахов, как всё удобно и замечательно продумано, поняла, что хочу немедленно сбежать из своей собственной квартиры.

Позвонив сиделке Гале и попросив её прийти, я сообщила Димке, что меня срочно вызвали на работу и под его: «иди конечно, работа это святое», сбежала из квартиры, велев Гале, чувствовать себя хозяйкой, взять из холодильника имеющиеся продукты, что-то приготовить, и его накормить, а так же поесть самой.

Сидя на лавочке в парке, я вспомнила вопрос генерального: «Ты представляешь, что это такое всю жизнь прожить с инвалидом?» и честно сама себе на него ответила: «Нет. Не представляла, и не знаю хватит ли у меня сил». Домой идти не хотелось. Хотелось сдохнуть, оставив Димке квартиру, а маме все деньги. Я подняла глаза и наткнулась на вывеску «Нотариус».

«Какое счастье, что теперь есть электронные базы имущества, а в сумочке у меня лежат документы», – подумала я и решительно зашагала в указанную контору.

Через пару часов, поскольку там была очередь, я уже покидала её, составив подробное завещание.

Домой идти по-прежнему не хотелось, и в это время раздался звонок мобильного. Увидев номер генерального, я сразу напряглась и тут же ответила:

– Да, босс. Вся внимание.

– Слушай, извини, что дергаю. Но ты мне нужна. Можешь подъехать?

– Легко! – радостно согласилась я. – Минут через тридцать-сорок в зависимости от трафика буду.