Видя, как Фредо зажимает уши, отец только пожал плечами, Анжель же все-таки немного убавила громкость. Эта китайская пневмония вытеснила «Молодых и дерзких»[4], которых теперь показывали в другое время, – благо она была куда занимательнее. Вот и сейчас в новостях шел репортаж из курортной деревушки Карри-ле-Руэ, куда власти поместили в карантин двести французских граждан, вывезенных из Уханя – города в Китае с населением в одиннадцать с лишним миллионов человек, про который раньше никто никогда не слышал.
Показали, впрочем, только четыре большие белые машины, на которых прибывших забрали из аэропорта, новенькие белые автобусы с мотоциклетным полицейским эскортом – так возят французскую сборную по футболу или контейнеры с ядерными отходами. Обитатели Карри-ле-Руэ заявляли, что их все это не очень радует: больно им нужны эти мужчины и женщины, которых им даже не показали и которые сбежали из адского пекла, возможно прихватив оттуда в своих легких какую-то гадость, тем более что, судя по сообщениям в социальных сетях, карантин должным образом не соблюдают, в пансионат захаживают кошки – бродячие кошки, которые потом шастают по деревне, а до того их, возможно, гладили эти зараженные, а еще, хотя эти карантинные все носят маски, проблема в том, что кошкам никаких масок не полагается. Какое-то якобы официальное лицо подтвердило, что подхватить вирус могут даже птицы и он якобы может оказаться в их помете.
Фредо всегда было слишком жарко. С утра он трудился на свежем воздухе, сеял шпинат и редиску, старательно готовил грядки – удобрял перепревшим навозом и обрезками с живых изгородей. В последнее время ему приходилось пахать вовсю, потому что, хотя родители и продолжали что-то делать, чтобы не сидеть на пенсии сложа руки, былого проворства у них уже не осталось, они постоянно останавливались передохнуть. Показали кадры с рынка в Ухане. Этот рынок, торговавший животными, с которого все и началось, закрыли навсегда. А так ведь у них там едят совершенно все – и змей, и крыс, и даже ослиные шкуры, в кастрюлю попадают и волчата, и барсуки, а еще журналист добавил, что любой китаец-гурман, достойный этого наименования, похваляется тем, что «перепробовал все четвероногое, за вычетом столов, все летающее, за вычетом самолетов, и все водоплавающее, за вычетом кораблей…»
Это перечисление поразило их в самое сердце, даже ложки застыли во рту.
– Знаешь, надо воспользоваться отсутствием Александра, ты бы прикончил парочку барсуков, которые тут шляются.
Фредо передернул плечами.
– Я серьезно, – добавил отец.
– Это вы из-за китайцев такое говорите?
– Нет. В Дордони уже забили тысячу коров из-за туберкулеза.
– Ну, выходит, проблема решена. Вы, Жан, всюду видите одни беды – китайский грипп, дордонские барсуки, – а вы не переживайте, природа она и есть природа!
– Много ты понимаешь в природе!
– Всю жизнь с ней прожил!
– Думаешь, раз ты спишь в фургоне без колес и вечно торчишь на свежем воздухе, ты понимаешь природу? Ну, про скот-то ты ничегошеньки не знаешь, корова – она из плоти и крови и ничего общего не имеет с твоими картофелем и редисом.
– Ну вот что: я тут у вас готов делать все, что мне скажут, а ни на что другое не подписывался.
– Но карабин-то у тебя есть, верно?
– Уж если браться истреблять все живое, так чего бы не пострелять лисиц, диких котов и всех косуль, какие есть – их-то все больше и больше, всех не положишь. Да еще рыси спускаются с Центрального массива, но и их не перестреляешь!
– Рысь не может заразить корову туберкулезом, равно как и кошка, и косуля; сам видишь, что ни в чем не разбираешься.