.

Стивен Вайнберг

В тот день фондовый рынок Америки потерял девятнадцать процентов своей стоимости. “Черный понедельник” 1987 года, как пример стремительной дефекации спиртосодержащего пунша из иллюминатора дистального окончания рыночного тракта, по оценкам диагностов экономических несварений, был, что называется, страннее. После очередной монетарной пирушки наступило неизбежное похмелье для политической верхушки.

Время неспешно двигалось вперёд, а мир искал себе метастабильный уголок в пучине беспросветной бездны. За первый год он отыскал им же искомое, но за второй сумел сменить обжитое им место путём туннелирования нового исторического минимума. Диагностированное состояние “депрессивности” американского пациента образца 1929 года, укомплектованное патетикой чего-то “Великого”, меркло в сравнении с текущей. И потому её прозвали “Величайшая”.

Виктор Громов и Азраилов множили копии денежного кода на фоне декора необычайного обнищания. Громов не имел никакого отношения к корректировкам открытых позиций по капиталу, выделенному Михаилу. Он только наблюдал и заявлял об этом в СМИ открыто.

– Знаете, этим чудесным утром я выжрал две бутылки элитарного вина, но в этом нет моей вины, – сказал он. – Все эпигоны Эда Торпа собирали монетки “из-под надвигающегося бульдозера”, забыв о неуместности своей дерзости в период высокой “турбулентности”. Они, в отличие от него, считали, что играли в казино и от того сыграли в ящик.

Интеллектуальный авангард того времени разразился множеством поэтических экзерсисов. Литературные упражнения адептов кейнсианства не изменили букве своей веры. В их математических уравнениях, которые они выдают за экономические, теория флуктуаций деловой активности полностью отсутствует. Она дается “экзогенно”, не порождается системой их совместных уравнений. Не вызревает в них. И восхитительное их изумление, вызванное невозможностью интеграции концепции «духа жизнерадостности[23]» с системой уравнений, проходит только к наступлению момента достижения депрессивной экономикой своего благостного дна.

И вот как это происходит. “Жизненная сила” – концепция, пассионарно позаимствованная Кейнсом из работ Артура Шопенгауэра[24], – под воздействием неизменных обстоятельств «хиреет и испускает дух», что приводит к сокращению инвестиционной активности «даже если опасения потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде были надежды на прибыль». А это через посредство депрессивности рынка ценных бумаг оказывает соответствующее «влияние на склонность к потреблению как раз тогда, когда она более всего нужна». Центральное положение всякого проедания[25] в кейнсианской Энциклике подобно преклонению индусов перед лицом рогатого скота. Однако вот что получается в остатке: феномен экономического цикла с легкой подачи обожателя человеческих культей был передан в компетенцию псевдонаучной психологии. А те, конечно, весьма восторженно торжествовали. Увеличение объёма интеллектуальных полномочий членов эзотерических кружков всегда отзывается флюидами демонстративного одобрения со стороны властей принимающих. Эпигоны Шломо поспешно принялись за дело. Они подсознательно определили проблемой подсознательное. И на этом, пожалуй, заглохли. Быть может, это есть ответ. Вот только он не удовлетворяет никого, помимо них самих.

Что же касается рецептуры оздоровления убиенного интервенционистами пациента, то она не отличается особым разнообразием. «Лечение заключалось бы в различных мерах, направленных на увеличение склонности к потреблению путем перераспределения доходов или иным способом», – говорит Кейнс. В переводе на русский язык господам у штурвалов территориально изолированных по геральдическим признакам государств, предлагается поумерить свои налоговые аппетиты и по возможности затариться шнельклопсом