– Но одного моего слова мало. Мы оба знаем, что наша договорённость – это основа. Надеюсь, что ты ничего не изменил?
Его лицо стало жёстче. На меня сейчас смотрело лицо древнего бога войны – Ареса. В его застывших на миг глазах я увидел ненависть и нескончаемую жажду крови наших врагов.
– Нет, не изменил, – стиснув зубы, произнёс он.
– Голосование в кабинете министров прошло с трудом, но о твоём агентстве и твоей должности знаем только я и министр иностранных дел. Как ты и просил, мы спрятали его в структуре МИДа. Твои люди будут в полной тени.
– Хорошо. Это именно то, что нужно. Спасибо, Климент, за доверие. А что с допусками к государственной тайне?
Премьер усмехнулся, и на его лице мелькнуло что-то вроде тени старой аппаратной уверенности.
– Всё будет сделано через секретариат МИДа. Ни ты, ни твои люди нигде не засветитесь. Никто не узнает о вас… пока это не станет нужно. Да, чуть не забыл: бюджет почти не ограничен, разве что покупка авианосца останется вне досягаемости, – он попытался пошутить, но улыбка вышла натянутой.
– Мне этого хватит, – ответил я спокойно.
– Мои люди знают, что делать даже с минимальными ресурсами. Но на этот раз, благодаря тебе, у нас будут не только знания, но и возможности.
Он кивнул, его глаза вдруг стали блестящими, словно от слёз, которые он с трудом сдерживал.
– Знаешь, Валера… Я просто хочу верить. Мы потеряли так много людей на этой войне… Но, правда, скажи, что есть ещё шанс что-то исправить. – он сделал шаг ко мне, положил руку на плечо, и в его голосе зазвучала не просьба, а приказ, выжженный войной.
– Найди их всех. Достань их хоть из-под земли! Каждого, кто принёс нам это зло. Не оставляй никого. И помни, если не получится их вернуть живьем, закопай их обратно. Отправь этих сволочей прямиком в ад. У них нет права на жизнь, а у тебя на этот раз у тебя нет права на ошибку.
Я выдержал его стремительный взгляд, стараясь вложить в свой ответ всю свою решимость.
– Они получат своё с полна! Обещаю…
Премьер молча обнял меня, а затем резко отстранился, словно боялся показать свою слабость. Он повернулся, и я вдруг заметил, как неожиданно он сгорбился, словно годы войны окончательно сломили его. Его шаги звучали тяжело, словно по ним можно было прочитать каждую его потерянную победу. Мы оба знали, что даже проиграв битву, объединившись, всегда можно выиграть сражение.
Когда он вышел, я остался один на один с мыслями. Передо мной лежала исписанная бумага – индульгенция, подписанная рукою того, кто ещё решал судьбу моей страны. Она была моей защитой и одновременно напоминанием о том, что у меня нет пути назад. Дикое желание наказать всех кто был причастен к нашей общей беде, разрывало меня на части. Остро отточенная ненависть заняла мое сердце и охладила разум. Я был готов к войне. Это давно забытое ощущение адреналина придавая уверенности и заставляло жить.
Я подошел к окну и провожая взглядом моего друга подумал: «Мы готовы умереть за наше правое дело. А вот готовы ли они?!» Я мысленно стряхнул с себя окутавшие мой разум мысли и достал из ящика стола мой любимый «Зиг Зауэр» прицелился в точку на стене, которая теперь для меня стала целью моей жизни.
Вся следующая неделя прошла в бесконечных заботах и хлопотах, связанных с предстоящей работой. Я без устали мотался между кабинетом министров и министерством иностранных дел, погруженный в череду рутинных, но крайне важных дел новой службы. К счастью, никто из тех, с кем я взаимодействовал, не знал ни названия службы, ни имен ее сотрудников. Новый департамент стратегических инициатив и исследований (ДСИИ) стал ширмой для нашей настоящей деятельности, создавая технический туман на поле грядущей войны.