– Вы были у него?! – голос её практически срывается не то от любопытства, не то от волнения.

– Я разговаривал с ним.

Вот. Теперь она выпучивает свои глаза.

– Зачем? О чём с ним можно было говорить?

– Кейт. Я не оправдываю его, ни в коем случае, но… – я вновь отвожу глаза, после оборачиваюсь, чтобы убедиться, что рядом никого нет, что никто не подслушивает нас. – я не смог сдать его, потому что… потому что на самом деле не считаю его виновным. То есть нет, он, конечно, убил, и не имел права этого делать, но, – я запрокидываю голову вверх – может быть, на потолке будут объяснимые ответы.

Кейт молчит. Она не вскакивает и не бежит в полицию прямо сейчас, размахивая руками и крича об услышанном по всей улице, за что я ей уже благодарен.

– Ну и место ты выбрал для таких бесед, – она тоже озирается по сторонам.

– Давай уйдём, – я достаю бумажник.

Как раз к нам подходит официант.

– Заверните нам с собой, – прошу я его.

Совсем скоро мы вновь оказываемся в родном офисе, где нас точно никто подслушивать не станет. Даже стены. Они и так уже всё знают.

Пока ждали заказ, по дороге назад, мы не проронили ни слова. Об этом и не поговоришь просто так. Наконец, мы уселись прямо в моём кабинете, достав еду из пакетов.

– Я не знаю, не знаю, что делать.

Кейт глядит на меня. Вновь анализирует, а может, просто думает сама.

– Тебе кажется всё однозначным? По твоему мнению он полностью плохой? Не имеет совсем оправданий? Даже каплю?

Кейт вновь непоколебима, но теперь меня это более изводит. Почему она молчит? Скажи ты хоть что-нибудь!

– Он…

– Представь! – я перебиваю её неуверенный тон и практически вскакиваю из-за своего рабочего стола, из-за чего еда чуть ли не переворачивается на компьютер, – ты приходишь домой, к своему любимому. А там он, но не с тобой. С другой. И ты видишь, как им хорошо вместе, как они предаются лишь друг другу всецело. Что ты почувствуешь?

– Состояние аффекта – смягчающее, но не отменяющее наказание полностью. Это всё же был он, за него его телом никто не управлял.

– Ответь на вопрос. – Требую я.

Я добился того, что моя ученица и вовсе отвела глаза в сторону. Она глубоко вздохнула, наверное, представляя в своей голове картину, описанную мной.

– Я бы просто ушла, – она возвращает ко мне свои холодные в некой мере голубые глаза.

– Ушла, – утвердительно повторяю я и присаживаюсь на своё место.

– Это не наша работа. Судить людей за проступки. Именно поэтому этим должны заниматься другие люди.

– Поэтому? Почему?

– Потому что мы, психологи, можем оправдать людей за любое действие.

Интересный вывод.

– То есть ты предлагаешь его сдать?

– Это будет правильно.

– Я ему предложил. Сказал, что сдаться самому будет выгодно. Он хотел… я его застал в петле. Вчера он хотел совершить самоубийство.

– Тем более, – она более оживлённо ёрзает на месте, – тем более нужно как можно скорее сообщить о нём, пока он не…

– Если он захочет, то сделает это и в камере. Это уже его дело.

– Его дело? Да он под тем же стрессом, что и убил, пытается убить себя. Мы должны его спасти. В этом же работа психолога. Спасти.

– Если он не хочет спасения…

– Он пришёл сюда. Почему по-твоему?

– Я думал об этом. Думал о том, что должен сообщить в полицию ради его же блага, но… может быть, мы не должны вмешиваться.

Кейт не перебивает меня, не прерывает мой неуверенный голос, а только глядит с недоверием и непониманием. Я читаю это в её зрачках, сверлящих меня жестоко и беспощадно. В них нет ни капли чего-то тёплого. Всё давно остыло, будто еда у открытого окна.

Я сдаюсь. Просто отвожу в сторону взгляд и откидываюсь на кресле. Не хочу больше смотреть ни на кого, однако в тот же миг понимаю, что соскучился по её глазам, глазам единственного человека, который может мне сейчас помочь.