Темница, в которую бросили монахов, напоминала положенную на бок флягу: вытянутый овал с почти ровным полом и закруглёнными стенками. В полу было шесть ямок, в которые как будто набросали тёмных тряпок – и хронист устроился было в одной из них, но быстро понял, что вместо ткани там что-то вроде плотной, сухой и неожиданно тёплой бумаги – наверняка поделки многоножек – и, хотя странный материал не казался опасным, Айдан предпочёл стоять, моля Владыку, чтобы с Этельфледой не произошло ничего необратимого. Попробовал обсудить увиденное с подвижником – но тот мог лишь предложить спеть вместе с ним несколько гимнов.

Время едва ползло в душной камере, освещённом лишь двумя узлами вездесущих корней, а точнее – алыми личинками внутри них, которые вяло перебирали жвалами в своих собственных темницах, порой ворочаясь, кто будто пытаясь устроиться поудобнее. Ещё в одном узелке застыла тёмная, безжизненная тушка – Айдан задумался, где многоножки берут этакие живые фонарики и как меняют, когда приходит срок – но потом он вспомнил об Этельфледе и застонал от бессилия.

Довольно скоро к монахам присоединились и остальные путники. Приступ безумия рассеял их по окрестным долинам, и многоножкам с полуночниками пришлось постараться, вылавливая непрошенных гостей. Ни у кого из новоприбывших не позаботились отнять оружие – но, кажется, колдуны в чёрном не боялись простой стали, а то единственное, что могло бы, пожалуй, обеспокоить их, крепко спало внутри Альмасира и Кейтлин.

Знакомство с обитателями Туманного Рва на всех подействовало по-разному. Вальтер взахлёб описывал тварей, ничуть не смущаясь тем, что остальные тоже их видели, в итоге заявив, что панцирь у чудовищ прочный и мечом его, может статься, не разрубишь, а вот если шибануть дубиной или кистенем – тогда, пожалуй, выйдет толк. Инквизитор уселся под одной из светящихся личинок, согнав оттуда хрониста, открыл свою тетрадку и стал зарисовывать по памяти встреченных многоножек. Айдан сперва просто подглядывал и очень этим раздражал Шаана, но потом поделился парой подмеченных подробностей и был прощён. Закончив с набросками, инквизитор заинтересовался природой светящихся личинок и сперва долго смотрел на одну из них, а потом потыкал пером – и едва не оставил половину темницы без света, после чего рыцарь велел ему не играться с червяками. Годфруа бродил по комнате и стенал, что его госпожу сожрут и в останки отложат яйца. Время от времени он пытался высадить дверь плечом и уговаривал всех помочь в этом – но круглая чёрная пластинка даже не шевелилась от его ударов. После того, как Айдан рассказал про Этельфледу, Кейтлин устроилась в одном из углублений, завернулась в бумажные полосы, прижав несколько из них к груди, как напуганный ребёнок любимую игрушку, прикрыла глаза – и если бы она иногда не шмыгала носом, хронист подумал бы, что странная яма парализовала её.

Отсутствие Бартеля новоприбывшие заметили не сразу, и рассказ о стычке в тоннеле вызвал немалый интерес. Никто, пожалуй, не жалел ааренданнца – но удивительная меткость брата Ингольберта восхитила Вальтера.

– Вот прямо в середину лба, говоришь? – переспросил он у Айдана и, получив подтверждение, озадаченно промолвил: – Брат Ингольберт, где это вы так наловчились палить по многоножкам?

– Но это ведь совсем не сложно. Его ружьё почти ничем не отличалось от обычных, – смущённо улыбаясь, проговорил подвижник.

– Вы, кажется, забыли, что находитесь в Гевинтере, где огнестрельное оружие под запретом, – хмыкнул Виллем.

– Вот именно, – Вальтер почесал голову, потом вдруг застыл и вымолвил: – Да ла-адно! – его спросили, в чём дело, но рыцарь уверил, что это глупость и вообще ничего такого не имел в виду. Айдан не сомневался, что за его отговорками скрывалась какая-то интересная догадка, и он опять попробовал представить брата Ингольберта в качестве наёмника или, может быть, даже рыцаря, стерегущего ведерский рубеж от орочьих полчищ. В этот раз образ встал на место – с тем выражением, которое мелькнуло ненадолго на лице подвижника, когда он убивал многоножку, пожалуй, можно и нарвать клыков, и даже спалить деревню. И если так – то интересно даже, что изменило его.