– То есть, ты считаешь, что мы сами ничего не решаем? – серьезно спросил Михаил Павлович, нахмурив брови.

– Смотря что такое "мы". Если в обычном понимании, то, выходит, что да. Если "мы" это нечто большее, и существует какая-то наша воля, то в этой концепции, по крайней мере, места ей нет. Но это все философия лишь, никакого смысла практического в себе не несет, – за меня ответила Лилия, повернулась на меня и едва заметно улыбнулась, как бы подыгрывая мне. Несмотря на это, она слушала меня достаточно увлечённо, с блеском в глазах. Пару раз задела меня ногой под столом.

Я подумал, что заинтересовал ее, и заулыбался, как полоумный.

– Не забивай себе голову, Коля. И чего ты так улыбаешься? Пойду работать, сидите тут вдвоём обсуждайте.

Михаил Павлович ушел в кабинет, и Лилия подвинулась поближе ко мне, наклонилась немного к столу и начала тихо говорить: так, чтобы Михаил Павлович слышал, что мы разговариваем, но не слышал, о чём именно.

– Слушай, скажу тебе всё прямо. Мы с тобой давно знакомы, хоть и не очень близко, и я тебе доверяю. Ты выглядишь достаточно… Как бы сказать… Надёжно. Так вот. У моего отца, Михаила Павловича, подубавились средства, которые он выделил на все эти статьи. Ты, возможно, уже догадался, что не один пишешь для него. Работы второго молодого человека, Егора, отцу нравятся больше. Я знаю о твоей финансовой ситуации, – Лилия сжала на секунду мою руку, – Поэтому хочу тебя предупредить: скорее всего, отец скоро перестанет у тебя заказывать статьи. Он боится, что ты начнёшь его шантажировать, хоть я и пыталась уверить его в твоей надёжности.