Проснулся на следующий день после обеда и обнаружил записку на столе, написанную немного небрежным женским почерком с сильно закруглёнными буквами. Подписана «Л». Я взволновался перед прочтением, опять быстро заколотило сердце.

Я глубоко подышал пару минут, глядя на солнце и успокаивая себя, и взял записку. На одной стороне была красиво нарисованная розочка с красными лепестками и шипами. Она даже нашла у меня цветной карандаш, хоть я и сам не знал о его существовании. На другой стороне:

«Коля, доброе утро. Хотя, когда ты проснёшься, будет обед или вечер, ведь я ушла от тебя в восемь часов. Извини, что осталась тут на ночь без твоего разрешения, но ты очень беспокойно спал, и я боялась, что с тобой что-то случится. Когда тебе полегчало, я сразу пошла домой. Я пришла, чтобы с тобой кое о чём поговорить, но, глядя на твоё состояние, решила, что сейчас это ни к чему тебе. Когда поправишься, приходи к нам в гости, от чая не отказывайся. Выздоравливай. Л.»

Мне очень хотелось узнать, о чём же со мной хочет поговорить эта загадочная девушка, но состояние моё и правда было плачевное. Я смял записку и спрятал, потому что если Полина её увидит, будет много вопросов. Я решил отлежаться дома несколько дней и поработать над статьёй.

Полина заходила ко мне каждый день и либо делала вид, что ничего не произошло, либо действительно считала, что всё хорошо. Она помогала мне со статьёй, готовила еду, заваривала чай. Мы не возвращались к той теме и только мило общались обо всём подряд. Я очень благодарен ей за её заботу, но все эти дни я думал только о загадке Лилии.

Я поправился, но решил сначала дописать статью, чтобы был повод прийти к Михаилу Павловичу. Спустя две недели я отправился к нему, или, честно говоря, к Лилии.

Там первым меня встретил Михаил Павлович. Мы поздоровались, я отдал работу, он пару минут с умным видом что-то там поглядел и вынес из кабинета сто рублей. Как обычно, позвал попить чаю, но в этот раз я не отказался. Михаил Павлович удивился, немного нахмурил брови, пошевелил усами и позвал Лилию.

Я увидел её наряженную, услышал ее цветочный парфюм, и всё во мне сразу оживилось. Она игриво дала мне пожать свою руку и застенчиво похихикала; наверное, до конца жизни буду помнить. Кожа у Лилии такая нежная, бархатная; я так боялся ей сделать неприятно своей грубой ручищей. Я неприлично долго держал её руку; она улыбнулась и подняла брови, как бы напоминая мне, где я нахожусь, и пошла заваривать чай. Мы уселись за стол треугольником.

Мне не терпелось поговорить с Лилией, и я знал, что Михаил Павлович не любит философские темы. Я решил завести такой разговор, который ему быстро наскучит:

– Вот я пока в горячке лежал, о чём подумал, Михаил Павлович. Происходит оплодотворение и получается эмбрион с набором генов. Дальше в утробе развитие его зависит от этих генов и от матери: что она пьёт, ест, какой образ жизни ведёт. Дальше появляется ребёнок на свет, и как на этот свет он реагирует зависит опять от того, какие гены у него, и как он в утробе развивался от матери. И всё так снежным комом растёт. То, какой он будет, когда его мать первый раз к груди приложит, зависит от вышеперечисленного и от того, как его по попе ударили и пуповину перерезали. То, как он сосать будет, от вышеперечисленного, плюсом к какой груди мать приложит и как держать его будет. И первая мысль его будет от всего этого снежного кома зависеть. А вторая мысль от первой, которая то от снежного кома, а третья от второй. И получается, что воля наша вовсе не наша, а только от генов и обстоятельств зависит. И что такое тогда «Я»?