Я показал на бутылку. Она не улыбнулась. Я не был уверен, что это лицо вообще способно на мимику.
– Меня зовут Эвелина Харитонова, – произнесла она тем же безжизненным тоном. – Мне нужна ваша помощь.
– Все так говорят, – я потер виски, пытаясь прогнать вязкий туман, заполнивший мою голову. – А потом оказывается, что я – последний человек на земле, способный кому-то помочь.
Что-то в её взгляде заставило меня выпрямиться в кресле. Что-то первобытное, инстинктивное – как у животного, почуявшего запах хищника.
– В чём дело? – спросил я, внезапно обретая трезвость.
Она смотрела на меня так, будто оценивала – достоин ли я того, что она собиралась сказать. Её взгляд словно проникал сквозь плоть, изучая темные углы моей души. Наконец, она заговорила:
– Вы когда-нибудь встречали мёртвых?
Я усмехнулся, пытаясь отогнать внезапный холод, пробежавший по позвоночнику:
– Каждый раз, когда смотрю в зеркало.
В древних глазах на молодом лице не мелькнуло даже тени понимания.
– Мой муж умер год назад, – произнесла она с такой обыденностью, словно говорила о погоде. – Я похоронила его. Видела, как закрывали гроб. Наблюдала, как земля поглощает его последнее пристанище. Слышала, как комья глины стучат по крышке. Он мёртв. Он абсолютно, непоправимо, окончательно мёртв.
– Сочувствую, – пробормотал я, внезапно ощутив потребность выпить еще.
– Три дня назад он вернулся.
Её слова повисли в воздухе, словно обретя физическую форму. Я медленно налил себе еще, но стакан остался нетронутым. В этот момент за окном вспыхнула молния, и на долю секунды комната озарилась призрачным светом. Тени исказились, растянулись по стенам, как чудовищные конечности невидимых существ.
– Это… в каком смысле? – спросил я, когда раскат грома, последовавший за вспышкой, растворился в ночи.
– В прямом. Он вернулся домой. Стоял на пороге, как будто ничего не случилось. Сказал: "Привет, дорогая". Голос его был точно таким же. Походка. Запах. Родинка над верхней губой. Шрам на левой руке от аварии десятилетней давности. Всё… всё соответствует.
Я сглотнул, ощущая, как пересохло в горле.
– Вам не приходило в голову, что кто-то играет с вами? Двойник, родственник, о котором вы не знали?
– Конечно, приходило, – в её голосе проступили нотки раздражения, первые признаки эмоций, которые я услышал. – Я не сумасшедшая, мистер журналист. Я думала, что это розыгрыш. Думала, что схожу с ума. Я проверила все документы. Медицинские записи. Вызвала нашего семейного врача, который знал Ричарда двадцать лет. Отпечатки пальцев. ДНК. Всё… совпадает. До мельчайших деталей. Это он.
– Но? – я подался вперед, чувствуя, как мой профессиональный инстинкт пробуждается после долгой спячки.
Она сглотнула, и в тусклом свете настольной лампы я увидел, как по её шее скользнула капля пота, хотя в комнате было холодно.
– Но это не он, – её голос упал до шепота. – То, что вернулось… оно носит его кожу, его голос, его воспоминания. Но внутри… внутри что-то другое. Что-то чуждое. Что-то… голодное.
Последнее слово она произнесла с таким ужасом, что мне показалось, будто температура в комнате упала на несколько градусов.
– Чем докажете? – спросил я, пытаясь сохранить рациональность, хотя что-то глубоко внутри уже верило ей.
Она потянулась к сумке цвета застарелой крови и достала сложенный вчетверо лист бумаги. Положила на стол между нами, как барьер между двумя мирами. Я развернул его. Бумага казалась неестественно холодной.
– Это свидетельство о смерти, – сказал я, скользя взглядом по официальным печатям.
– Именно.
Я пролистал взглядом текст. Всё было предельно официально: дата, место смерти, подпись врача, результаты вскрытия. Человек по имени Ричард Харитонов скончался от острой сердечной недостаточности ровно год назад. Тело было кремировано. Прах развеян над озером, как он и хотел.