Харпер вытащил из стола пистолет, проверил обойму, сунул в кобуру на поясе и сказал:

– Тогда я – в архив студии. Ты?

– К прокурору Киннеру. Хочу узнать, почему они так спешат с делом.

Харрис поднялся. Прежде чем уйти, он огляделся.

– Здесь у тебя всё по-прежнему.

– Только кофе стал хуже, – хмыкнул Харпер. – А дело, похоже, только начинается.

Офис окружного прокурора находился в здании из красного кирпича, которое бросало длинную тень на Бродвей. Внутри – ламинат, стекло и глухие взгляды. Харрис зашёл без записи. Его знали здесь – не все любили, но уважали.

Том Киннер, окружной прокурор, сидел в своём кабинете, заваленном папками. Высокий, с вечно напряжённой линией челюсти и взглядом человека, читающего между строк, он поднял глаза от бумаг.

– Колдвелл. Не думал, что ты возьмёшься за дело Роуз.

– Не я выбрал дело. Оно выбрало меня, – усмехнулся Харрис.

Киннер поджал губы.

– Ты знаешь, что она виновна. Всё указывает на неё. Отпечатки, кровь, мотив.

– Она не может вспомнить, как оказалась с ножом. Ты когда-нибудь видел виновного, который сомневается в своей вине?

– Видел. И слишком часто – это актёры. В Голливуде границы между реальностью и сценой размыты.

Харрис подошёл ближе.

– Ты давишь на судью?

– Осторожно, Колдвелл.

– Ты боишься, что кто-то потащит за собой всю студию, если она заговорит?

Киннер молчал. Потом тихо сказал:

– Будь осторожен. Это не просто актриса. Это бизнес. Это миллионы.

Харрис вышел, не оглянувшись.

Снаружи город продолжал жить: машины мчались, пальмы гнулись под ветром, радио в витринах магазинов играло джаз.

Но Харрис знал – в этой партии фальшивые карты уже на столе. Ему оставалось лишь найти тех, кто их сдал.

Офис Харриса Колдвелла утопал в мягком свете настольной лампы. За окнами сгущался вечерний Лос-Анджелес – золотисто-розовые отблески на стеклянных фасадах, неоновая рябь рекламы, шум далёких моторов. Колдвелл сидел в кожаном кресле, расстёгнутый галстук висел на спинке, а рубашка, помятая и влажная от дневного зноя, прилегала к телу как вторая кожа.

На столе – чашка с недопитым кофе, пепельница с обломками сигар, жёлтые листы с заметками и диктофон, на который он записывал всё, что не хотел забыть.

Харрис снова и снова вспоминал её лицо в допросной. На первый взгляд – маска страха. Но за ней скрывалось что-то ещё. Тень. История, которую она не решалась вытащить на свет.

Он достал из ящика записную книжку и начал чертить схему:

Вивиан Роуз – актриса. Шрам. Связь с Деллом. Потенциальная жертва.

Делл Рид – критик. Мертв. Манипулятор. Конфликт с Вивиан, Марлоу, Джудит.

Лестер Марлоу – продюсер. Деньги, влияние, мотив.

Джудит Кейн – сценаристка. Подруга Вивиан, но скрывает часть правды.

Эдди Страйк – актёр. Вражда с Вивиан. Эмоционален. Потенциальный свидетель или манипулятор.

Том Киннер – прокурор. Подозрительно быстрое обвинение. Прессинг. Возможная связь со студией.

Зазвонил телефон. Старый, с металлическим поворотным диском, он громко трещал на фоне тишины.

Харрис снял трубку:

– Колдвелл.

– У нас проблемы, – голос Харпера. – Я был в архиве студии. Знаешь, чего там нет?

– Чего?

– Плёнки с дублями сцен из последнего фильма Вивиан. Их просто нет. Удалены. Всё, где она с Деллом на площадке – исчезло. Как будто их никогда не было.

– Думаешь, заметают следы?

– Думаю, кто-то боится, что на этих плёнках – больше, чем актёрская игра.

Харрис помолчал.

– И это ещё не всё, да?

– Конечно, не всё. Я нашёл тех, кто был на съёмках той ночи. Один – электрик, старик по имени Луис. Сказал странную вещь: видел, как Роуз и Делл ругались в перерыве. Но, по его словам, выглядело это… как сцена. Репетиция. Он даже подумал, что это новый проект.